Гречанка, опустив голову и с трудом сдерживая рыдания, медленно вышла из палатки, в то время как Спартак, открыв медальон, поднес его к губам и покрыл поцелуями хранившиеся в нем пряди волос.

Эвтибида была женщиной незаурядной. Но ум ее всегда был подчинен порывам страсти, а страсти всегда были неумеренными, и нередко все доводы рассудка уничтожались бурным полетом ее безудержной фантазии. Одаренная необычайной энергией, так не соответствовавшей ее хрупкому и изящному сложению, гречанка была скорее похожа на юную девушку, чем на женщину. Читатель уже знает, что с самого раннего возраста она утратила два самых лучших качества женщины: стыдливость и способность отличать добро от зла.

Она не умела сдерживать свои желания и добивалась того, чего хотела, любыми средствами: для нее главным было достижение желаемого. С непоколебимым упорством шла она к намеченной цели, и благодаря невероятной силе воли ей всегда удавалось удовлетворять свои желания.

Богатая, избалованная поклонением наиболее знаменитых щеголей и богатых патрициев, она увидела Спартака во всем блеске его красоты, храбрости, отваги, победителем в кровопролитной схватке на арене цирка, как раз в тот момент, когда ничто в жизни уже не прельщало ее и она изверилась в возможности счастья. Эвтибида увидела Спартака и увлеклась им; ей казалось, что она без особого труда сможет удовлетворить свой каприз. А может быть, это была и любовь — Эвтибида на первых порах сама не знала и не понимала того чувства, которое почти помимо воли влекло ее к этому храброму гладиатору.

Когда же возникли непредвиденные препятствия, когда она убедилась, что Спартак равнодушен к ее чарам, которые покорили столько сердец, когда она узнала, что другая женщина оспаривает у нее власть над любимым человеком, безумная ревность воспламенила воображение гречанки, кровь забурлила в ее жилах, сердце затрепетало, как еще никогда не трепетало, и, как мы уже видели, ее каприз превратился в безудержную страсть; страсть этой испорченной, полной энергии и решительной женщины вскоре достигла наивысшей своей точки.

Она хотела забыть этого человека, но ничто не могло вытеснить Спартака из ее сердца. Эвтибида отправилась путешествовать, побывала в родной Греции, поразила своей красотой Коринф и Афины, но неразделенная страсть сопутствовала ей повсюду, мешала жить. Тогда она решила снова попытаться овладеть душой гладиатора, ставшего теперь грозной силой, исполином, поднявшим знамя борьбы угнетенных против владычества Рима.

Прошло четыре года. Спартак мог забыть Валерию. И Эвтибида подумала, что теперь пришло время, когда она может всецело предаться своей любви к фракийцу. Гречанка продала все свои драгоценности, собрала все свои богатства и отправилась в лагерь гладиаторов. Она решила с безграничной преданностью восточной рабыни посвятить себя служению человеку, который зажег в ее душе такую сильную любовь.

Если бы Спартак ответил на ее чувство, она была бы счастлива и — кто знает? — может быть, стала бы добродетельной женщиной. Она чувствовала себя способной на любой честный и смелый поступок, лишь бы снискать любовь человека, который в ее глазах принял теперь блистательный образ полубога.

Она ждала, она надеялась, и она обманулась в своих ожиданиях… Второй раз Спартак отверг ее. Эвтибида вышла из палатки вождя гладиаторов с искаженным лицом, в слезах; глаза ее сверкали гневом, лицо залил румянец стыда от пережитого унижения.

Сначала она шла, ничего не замечая, по затихшему лагерю, охваченная глубоким волнением. Она шла словно ощупью, спотыкаясь о подпорки палаток и ударяясь о столбы веревочных загородок для лошадей, и наконец, сама не зная почему, очутилась у частокола. Мысли Эвтибиды текли беспорядочно, в воспаленном мозгу не было ни ясного представления о собственных переживаниях, ни правильного восприятия внешнего мира. Она сознавала лишь, что страдания ее ужасны и она жаждет мести, мести беспощадной и кровавой.

Утренний ветерок, свежий и чистый, пронизывал тело Эвтибиды, холодил руки и плечи и постепенно вывел ее из состояния какого-то оцепенения, призвав к действительности. Эвтибида завернулась в свой пеплум, осмотрелась кругом, как будто придя в себя после бреда или обморока, пытаясь собрать мысли и понять, где она находится. Наконец она сообразила, что стоит среди палаток восьмого легиона, и постаралась попасть самым коротким путем на Квинтанскую улицу, а оттуда, идя по дороге, которая отделяла расположения шестого легиона от пятого, вышла к своей палатке.

Эвтибида остановилась, подняв свои зеленые, искрившиеся гневом глаза к небу, и мысленно с глубокой ненавистью в душе поклялась всеми богами неба и ада отомстить за оскорбление и унижение, перенесенные ею, и дала обет принести в жертву фуриям-мстительницам и подземным богам голову Спартака.

На следующий день Спартак, который с того момента, как окружил под Фунди лагерь претора Анфидия Ореста, постановил, чтобы у Граника, Крикса и Эномая было по четыре контубернала для связи между ними, сообщил Эномаю, что посылает ему для услуг одного из своих контуберналов.