Неизвестно, служил ли этот зал капеллой. Величественность этого места, эта колонна, чрезвычайно напоминающая пальму с асимметричными ветвями, как будто наводят на эту мысль. Но где находился алтарь? Или это катарское святилище? Может быть, здесь отправляли эзотерический культ? Все эти вопросы остаются без ответа. Но бесспорно надо сказать, что повсюду, где побывали катары, они оставили по себе странную память и, во всяком случае, элементы достаточно неоднозначные, чтобы разжечь воображение…

Однако к катарским замкам или, по крайней мере, к замкам, которые называют катарскими, относятся не только Монсегюр и Керибюс. Недалеко от Керибюса, в тех же Корбьерах, но далее в глубину, по другую сторону от Кюкюньяна, находится Пейрепертюз. Само название этого замка свидетельствует, что здешняя пустошь имеет необычный характер, изобилуя впадинами и буграми: слово «Пейрепертюз» означает «Дырявый Камень». Ведущая к этой крепости дорога — узкая и трудная, и перед идущим по ней возникает странный памятник, в котором даже не сразу опознаешь замок: скорей это похоже на природное укрепление, изваянное из камня переменчивой погодой. Но по мере приближения понимаешь, что различать творения природы и человека не всегда легко, тем более что Пейрепертюз, в отличие от более компактного Керибюса, раскинулся так широко, что теряется в продолжающих его острых скальных гребнях. На самом деле это уже не постройка с одним двором, как Керибюс и также Монсегюр, а настоящая деревня, «небесный Каркассон», по выражению Мишеля Рокебера, которому не давали покоя «цитадели Головокружения». Собственно замок — не более чем центр обширного ансамбля, построенный на огромной скале, которая возвышается надо всей местностью.

Пейрепертюз производит впечатление своим положением, очень отличаясь в этом плане от других замков того же типа. Но история здесь почти не оставила действительно заметных следов. И даже нельзя исключать, что катары вовсе не селились здесь и окситанское сопротивление не нашло здесь никакой поддержки. Очень плохо подготовленный к восстанию 1239 года, Пейрепертюз пал сразу же, после нескольких дней осады, под напором французов, когда королевские войска, одержав победу над Транкавелем, хлынули в Корбьеры. Фактически единственное известное лицо, побывавшее в Пейрепертюзе, — это знаменитый Энрике Трастамарский, испанский гранд и претендент на кастильский трон. Он нашел убежище в Пейрепертюзе в 1367 году, прежде чем добился успеха в своем предприятии и стал Энрике Великодушным. Но к тому времени здесь давно забыли о катарах.

Все в тех же Корбьерах, над Тюшаном, возносит свои слегка романтические руины замок Агилар. Правду сказать, здесь сохранились лишь остатки большого кольца стен и донжона с римской капеллой. Очень вероятно, что в начале альбигойского крестового похода многочисленные катары, бежавшие из соседних деревень или уцелевшие после побоищ, некоторое время укрывались в замке Агилар. Но документов на этот счет нет.

Лучше нам известен замок Терм, расположенный тоже в Корбьерах, но северо-западнее, по соседству с Разе. Терм — один из крупнейших замков в окрестности, и он дал имя всему здешнему краю — Терменес. Во время первого крестового похода его защитники оказали ожесточенное сопротивление королевским войскам. В 1210 году крепость выдержала четыре месяца непрерывного обстрела из камнеметов. Наконец Симон де Монфор сломил это отчаянное сопротивление и захватил в плен здешнего сеньора — Раймунда де Терма. Тот, не будучи катаром, всегда проявлял снисхождение к еретикам и, во всяком случае, не мог стерпеть вторжения в Окситанию людей с Севера. Симон де Монфор заточил его в темницу в Каркассоне, где тот и умер. Его брат был катарским епископом. Что касается его сына, Оливье де Терма, он принял активное участие в восстании 1239 году, после чего был вынужден сдать свои крепости Агилар и Терм, принести публичное покаяние и, как известно, выдать последнего защитника Керибюса. Название «Терм» бесспорно связано с катаризмом. Но от самого замка осталась только груда руин.

Руины можно увидеть и в Пюилоране, на полпути между Кийяном и Сен-Поль-де-Фенуйе. Но здесь руины роскошные, они поднимаются среди лесистых гор, и пейзаж более напоминает Монсегюр, чем Керибюс. Тропа, ведущая к крепости, сначала представляет собой не более чем проход между двумя огромными живыми изгородями из дрока, а потом буквально вклинивается в просвет, перерезанный несколькими защитными стенами. Войдя в ворота, попадаешь в ловушку: фактически это ложный вход, углубление в стенах без перекрытия, где невозможно избежать стрел из направленных в одну точку бойниц настоящего входа и камней, метаемых с верха куртины. Двор низкий: это просто небольшое пространство, огороженное высокими стенами, поднимающимися на отрог. Похоже, чтобы защищать замок, хватило бы дозорного пути — настолько глубока и отвесна пропасть, открывающаяся под самыми стенами. В дополнение к стенам сделано всего две башни. Донжон относится к XII веку.

В Пюилоране все маленькое, даже сводчатый зал со стрельчатыми оконными переплетами, занимающий внутреннюю часть башни. Но эти малые размеры, отнюдь не исключающие удлиненности в небо, придают всему ансамблю странный, почти тревожный вид. Окрестности, поросшие лесом, превращают эту крепость в некое логово призраков или даже вампиров, как в Карпатах.

Но частыми гостями Пюилорана были вовсе не вампиры. На самом деле в первой половине XIII века здесь бывали многочисленные катары. Правда, некоторые северные католики считали еретиков демонами, жаждущими крови! К несчастью, документов об этом периоде нет, и никто точно не знает, был ли Пюилоран одним из последних прибежищ катаров, как Монсегюр или Керибюс, как ничего не известно ни о событиях, которые привели к его сдаче, ни об обстоятельствах, при которых она произошла. Что касается находившихся здесь катаров, они тоже исчезли. После себя они оставили только легенды, прежде всего, легенду о Белой даме, в которой иные опять-таки узнают королеву Бланку Кастильскую. Но в 1880 году в эту Белую даму еще верили, как напоминает Луи Федье, дотошный историк графства Разе и диоцеза Алет: «Белая дама — все еще живое воспоминание галло-кельтской эпохи, воплощение жриц друидического культа, две тысячи лет назад проводивших таинства своего дикого обряда, воспоминание, по сей день живущее в этих краях. Белая дама замка Пюилоран появляется в некоторые эпохи, зимними ночами при свете растущей луны, и, влача за собой свои призрачные вуали, обходит столь впечатляющие развалины башен и укреплений старинной крепости».

Мы в Пиренеях, напротив Корбьер. Белые дамы, как хорошо известно, посещают все долины Пиренеев до самого атлантического склона. Одну как-то видели даже в Лурде, в пещере Массабьель. Впрочем, эти Белые дамы осмеливаются заглядывать и в Корбьеры, особенно в графство Разе, где их якобы неоднократно встречали. Конечно, вспоминать шатобриановский образ Велледы несколько излишне, потому что с точки зрения исторической нет никаких доказательств, чтобы это были друидессы. А вот феи имеют кельтское происхождение — галло-кельтское, как сказал бы Луи Федье. Правда, в 1880 году в тех краях о катарах столько не говорили, зато самый расцвет переживала кельтомания. Повсюду находили друидические памятники, возникшие самое меньшее за две тысячи лет до друидизма. Утверждали, что бретонский язык — древнейший язык в мире и на нем говорили в земном раю. Утверждали, что Иисус не был евреем, потому что был галилеянином, а значит, «галлом».

Эти подробности о состоянии умов в регионе Пюилорана, Монсегюра и графства Разе в конце XIX века небесполезны. Они представляют собой данность, которую надо иметь в виду, изучая открытие катаризма заново в последующие десятилетия. Вновь возникли странные предания, касающиеся Иисуса и Марии Магдалины — она же Белая дама — и связанные с Разе. Катаров причудливым образом связывали с тамплиерами — хранителями Грааля и наследниками древних друидов — жертвами римско-католических репрессий. А в те же времена, в безвестности, некий аббат Буде, который станет кюре Ренн-ле-Шато, готовил книгу о «подлинном галльском языке», книгу столь же экстравагантную, сколь и очаровательную, но возникшую, конечно же, неслучайно.