— Заткнуть? Чтобы я ничего не слышал?

— Правильно. — Он ухмыльнулся. — У тебя есть что-то лучшее?

Ничего лучшего у меня не было и он сказал:

— Я думаю, что когда ты войдешь в номер, он первым делом произнесет те же слова, что ты слышал на пленке, те же, что и вчера. Может быть он покажет на тебя пальцем, щелкнет или сделает какой-нибудь жест. Нам это неизвестно, поскольку по записи это не определишь. Но если ты не будешь слышать, что он говорит, если будешь смотреть куда-то в сторону, а не на него, ты сможешь не поддаться ему.

Я задумался.

— Звучит неплохо, но как же я, черт побери, узнаю, о чем он меня спрашивает, если ничего не буду слышать?

— Это можно сделать. Может вставить такие тампоны, которые ты сможешь вынуть. Если будет возможность.

Я глотнул.

— Если… Ладно. Значит я буду слышать этого типа. А если он догадается?

— Это твоя проблема. Ты должен его убедить.

— Прекрасно. — Я пошевелил мозгами. — Впрочем, я сам напросился. А что… а что, если этот тип начнет резать мне руку на кусочки или втыкать в меня иголки? Ты подумал об этом?

— Новокаин.

Я уставился на него.

— Новокаин. Подействует ли? Ты же не можешь залить меня им?

— Нет. Может он и не подействует. Я введу тебе немного в вену и будем надеяться, что это поможет. Не могу же я сделать твои руки и ноги, да и всего тебя, бесчувственными, но это может помочь. Тебе остается только надеяться, что этот малый не будет осторожничать после того, как вчера все так прекрасно прошло. В противном случае… ну, это опять же твои проблемы.

— Я весь смеюсь. А если он ткнет гвоздем в ногу, а я подпрыгну, тогда что — дать ему по зубам что ли?

— Что-то в этом роде. — Он нахмурился. — Будем надеяться, что он не будет осторожничать и не будет подвергать тебя обычной проверке. Скажет, например, что даст тебе понюхать приятные духи, а сам подсунет тебе под нос нашатырь. Тут уж ты его не проведешь. Будем надеяться, что он прибегнет к той же проверке, что и вчера, если вообще будет это делать.

— Да. Он должен чувствовать себя довольно уверенно. Вряд ли он мог узнать, что мы охотимся за ним. Надеюсь, по крайней мере.

— Есть одна трудность.

— Одна? Да их около миллиона.

— Одна большая. Помнишь, когда он разбудил тебя — в конце записи — он приказал тебе открыть глаза и выглядеть как обычно. Это было в самом конце, значит все это время ты сидел с закрытыми глазами. А это, в свою очередь, означает, что когда он прикажет тебе спать, он будет рассчитывать на то, что ты закроешь глаза.

— Да, понятно.

Дело осложнялось. Мы провели почти целый час, снова слушая запись и обдумывая, как я должен действовать, чтобы походить на загипнотизированного. Оказалось, что я не знал таких мелочей, например, как я должен ходить, разговаривать, выглядеть, и Брюс терпеливо практиковался со мной до тех пор, пока я не решил, что готов ко всему.

Весь замысел сводился к следующему. Я войду в номер, и как только находящийся там человек начнет размахивать руками или делать еще что-нибудь и прикажет мне спать — исходя из того, что все будет происходить как вчера — я должен отвести глаза в сторону, закрыть их и надеяться, что это сработает. После этого предоставлялась полная свобода действий. Мне будет сделан легкий обезболивающий укол в обе руки, но все же я не очень понимал, как я справлюсь со всем этим делом, если глаза у меня будут закрыты, а уши заткнуты. Я буду глухим и слепым, надеясь, что останусь в живых.

Если все пойдет нормально — а чем больше я об этом думал, тем сомнительнее мне казалась моя затея — то полиция, которая засядет по обе стороны номера, услышит и запишет каждое слово. Это была моя главная ставка. Вот, что мне было нужно — слова, от которых не откажешься. Именно поэтому я хотел, чтобы все было проделано таким образом. У меня была хорошая возможность набрать достаточно данных, чтобы подвести кого-то под виселицу.

А если все обернется не так, как мы рассчитывали, ну, что же, по крайней мере в отеле будет полно полиции. Ничего особенного не случится. Правда, меня могут убить.

Брюс потратил больше часа, безуспешно пытаясь загипнотизировать меня. Он пробовал разные приемы, но все безрезультатно. Потом мы сели за стол и он сказал:

— Ну, вот все, Марк. Больше я ничего не могу сделать. Немного, но… Это твоя идея.

— Знаю. Ты оказал мне большую помощь. Еще одно, Брюс. Предположим все удастся. То есть я смогу одурачить этого малого, вытащить из ушей эти чертовы затычки и так далее. Но вдруг в этот момент он все поймет и — трах — прикажет мне спать. Я засну?