Шрифт:
виноградин, не ощущая вкуса. – Хоть это и круто, это не поможет мне с тем, что
происходит.
– Справедливо, – сказал Луч. – Но это не лучшая атмосфера для чего–то точного. У
меня есть свои инструменты, и для них требуется что–то, больше похожее на
лабораторию.
– Как это понимать?
Он похлопал ее по руке.
– Позволь показать.
ГЛАВА 45
Комната кокона
18:17
Луч провел ее в дверь в углу кафе, напротив классов медитации. Дана прошла во
тьму, Луч закрыл дверь и прошел мимо нее, но не отдернул тяжелые шторы. Вместо этого
он достал из кармана зажигалку, короткие толстые свечи загорелись. Вскоре в воздухе
смешались запахи мяты, сандала и жасмина.
Было очень тихо.
Коринда прошла в комнату с ними, но Луч остановил ее на пороге.
– Спасибо, – сказал он, не впустив ее. – Мы справимся. Пусть Анджело принесет мне
свежие благовония. У меня кончаются.
Дане показалось, что она увидела удивление и боль в глазах Коринды. Может, что–
то еще, но эта эмоция пропала раньше, чем она успела определить ее. Дверь закрылась,
свечи горели, и Дане было очень неловко.
– Это нормально, – сказал Луч, словно читал ее мысли. Может, он их и читал.
– Что? – она отпрянула на шаг.
Он рассмеялся.
– Серьезно, мисс Скалли, я понимаю, что вы напуганы. Я многое понимаю. Это
побочный эффект того, какой я.
– И какой же вы? – спросила она, не отходя от двери. Стук испугал ее, но дверь
открылась, и вошел Анджело со связкой палочек с благовониями, завернутых в
шуршащую синюю бумагу. Он взглянул на Дану, но промолчал.
– Коринда сказала, вам это нужно, – он отдал сверток Лучу. – Утром доставили для
вас.
– Спасибо, Анджело. Закрой дверь с той стороны.
Юноша задержался на миг, огляделся, кивнул Дане и ушел. Когда он ушел, Дана
повторила вопрос:
– Так какой же вы?
– Я медиум. Хороший медиум, сильный. Коринда назвала бы это даром, может, так и
есть, но это скорее заноза в заднице, простите за выражение. Назовем это качеством. Я
был таким с детства, проще не стало, и привычкой это не стало, я не мог из–за этого
влиться в общество. Мне не нужно было долго находиться среди людей, чтобы они
поняли, что со мной что–то не так. Они правы. Я не такой, по их определению. Я совсем
другой. Раз люди реагируют на мое отличие, мне приходится держаться в стороне. Когда я
был юным, родители водили меня по врачам, и те, конечно, не принимали вариант, что у
меня есть особые способности. Вместо этого мне приписали боязнь общества, – он сделал
паузу и добавил. – Ничего нового. Гиппократ описывал это, я зацитирую: «шляпа на его
глазах, он не видит и не хочет, чтобы его видели. Он не осмеливается быть в компании,
боится, что его не поймут, что он опозорится в поведении или речи. Он думает, что все за
ним следят».
Дана молчала, не отходя от двери.
– Они думали, что у меня эта фобия, расстройство, потому что я держался подальше
от людей, но они ошибались. Я держался в стороне, потому что я не один из них. Я не мог
быть с ними наравне, и я не хотел. Я хотел найти других с такими качествами. Я провел
много времени, развивая свои навыки, пока искал других своего вида.
– Других медиумов? – спросила Дана.
Луч не сходил с места, свечи бросали мерцающий свет на его лицо, подчеркивая его.
– Да. Но даже слово «медиум» неточное. Хотелось бы придумать лучшее слово, но
это я оставлю лингвистам. А пока я вижу мир черно–белым. Есть они, не наделенные
такими качествами, и мы, обладающие качествами.
Дана кивнула. Ей все еще было не по себе наедине с ним, но страх угасал. Луч
казался искренним и немного печальным.
– Нас мало, – продолжил он, – эту тему окружает столько недопонимания и
ошибочной информации, что доходило до того, что людей с такими качествами сжигали,
называя ведьмами, и встречи между такими, как мы, проходят неловко.