– Дим, мама с папой в магазин уехали, а мне сказали тебя ждать. А я на каток хочу, а они сказали, что можно только с тобой, а тебя все нет и нет!

Димон с большим удовольствием сейчас залез бы в душ, потом поел бы чего-нибудь да завалился бы спать, но Антон не отставал.

– Ну, Димочка, ну пойдем. Я все уроки сделал и ковер пропылесосил, ну пойдем же! – ныл он.

– Отстань, – пытался отбояриться Димон, – устал я, не видишь?

– Да? А про гангрену забыл?

Это был удар ниже пояса. Уже полгода прошло, а вот до сих пор чуть что – напоминает!

Он тогда невероятно достал Димона какой-то ерундой, они поругались, и Антон ушел на кухню. Через минуту оттуда донесся его рев, оказалось, он с горя пытался открыть сгущенку и поцарапал палец открывалкой. Испугавшийся Димон прибежал на кухню, но, увидев, что это простая царапина, успокоился. Но Антон не утихал:

– Болит! Болит! – канючил он, – это ты во всем виноват, из-за тебя все получилось!

– И в кого он такой вредный? – недоумевал Димон, – да успокойся ты, чего разорался? Подумаешь царапина!

– Ты во всем виноват! Все маме скажу! – действовал на нервы Антон, – ты посмотри, какая у меня рана!

– Да никакая это не рана, – пытался успокоить его Димон.

– Рана! Рана!

– Да не рана это у тебя.

– Как это не рана? А что же это тогда?

– Гангрена! – злорадно ответил Димон. Сдуру, конечно, сказал, но так Антон его разозлил!

Антон от удивления на секунду умолк.

– А что это такое?

В Гугле посмотри, не маленький, – не придумал ничего умнее Димон, – там и картинки должны быть!

Через минуту он горько пожалел о своей дурацкой шутке. Антон снова ненадолго умолк, но потом рев раздался еще более оглушительный. Картинки, по-видимому, оказались впечатляющими! В это время в квартиру, как назло, входили родители.

– Мама, мамочка! У меня гангре-е-ена! – орал Антон. – Мне руку теперь отре-е-ежут!

Испуганная мать бросилась к нему.

– Господи! Да кто тебе сказал такое?

– Дима сказал! И в Гу-у-угле написано. Там карти-и-инки!

Успокоить его удалось только через полчаса. Димону потом от отца влетело по полной.

– Ты подумай, сколько тебе лет и сколько ему! – втолковывал отец, – разве можно так с маленькими? Какой же ты жестокий!

С тех пор Антон в трудных случаях вспоминал эту историю, давил на жалость.

– Ладно, – пробудилась в Димоне совесть, – пойдем на каток, гангрена ты моя. Все равно ведь не отстанешь!

Он быстро разобрал вещи, переоделся, достал из ящика стола ПЛОТ и решительно засунул его в боковой карман куртки. В Питере он был не нужен, а дома Петрович велел носить с собой постоянно. Хотя, что может случиться на катке?

На катке народу было не протолкнуться. Хотя и пасмурное, а все-таки воскресенье, да и зимы стали такие, что не стоит долго лед, вот и ловят люди момент.

Димон завязал Антону шнурки на коньках, вывел на лед, сам вернулся и стал прогуливаться вдоль маленькой дворовой площадки, где был залит каток. Несколько скамеек вокруг были плотно заняты бабушками и мамашами, зорко следившими за катающимися детьми. Присесть было абсолютно негде.

Не забывая тоже поглядывать на Антона, Димон мыслями с удовольствием вернулся в ночной поезд.

Ужин с французскими утками обошелся ему в 7 000 рублей. После уток они полуголодные еще заказали пирожные и кофе. Потом еще допивали кисленькое французское винцо и танцевали под «Because» из «Abbey Road», и опять поделили наушники, и опять музыка проникала в них насквозь.

На какой-то миг они с Женькой стали одно единое существо, плывущее в ночи. И не было в этой ночи ни качающегося вагона, ни рук, ни ног, ни зрения, ни дыхания – было только одно бесконечное счастье, и длилось это счастье ровно один миг.

Димон пытался вспомнить это чувство, но ничего не получалось. Он и глаза пробовал закрывать, и Битлз включал в коммуникаторе, но уже не было ничего похожего на счастье – была просто музыка.

Из этого состояния его вывел громкий крик Антона. Димон отыскал глазами его синюю куртку и увидел, что какой-то дылда толкает брата в снег. Димон мигом оказался на льду, схватил дылду за плечо и развернул к себе лицом. Это был Вадька Чудновский.

– Во-о-о! – заорал удивленный Вадька. – Это ж Димон! Привет, Димон! Сто лет тебя не видел.