— Может быть, нам всё-таки пожениться, чтобы положить конец подобным антисоветским высказываниям? — решила посоветоваться Александра с Зоей и Мишей.

— Неужели ты готова спустить флаг свободы, поднятый нами ещё в годы юности? — не скрывая возмущения, воскликнула Зоя. — Ты, всю жизнь боровшаяся против брачных оков, готова вновь себя закабалить?

— Мама, ты должна оставаться Коллонтай и больше никем, — коротко, но твёрдо добавил Миша.

В те тревожные дни судьба ежечасно готовила испытания их чувству.

В середине декабря Дыбенко уехал в Гельсингфорс. Незадолго до этого для укрепления революционной дисциплины права Центробалта были урезаны. Это вызвало непонимание и даже ропот среди моряков. Павлу пришлось поехать на Главную базу, чтобы вразумить балтийцев.

Прощаясь с Александрой, он обещал вернуться дня через два-три. Вернулся он только через неделю, исхудавший, но довольный.

— Моряки проявили сознательность и отказались от выборности комитетов, — бросил он с порога.

— Пашенька, дорогой, что я только не передумала за эти дни, — шептала она, покрывая его небритые щёки поцелуями. —Ты знаешь, я поняла: ты прав, нам надо пожениться, чтобы в случае поражения революции мы могли вместе взойти на эшафот!

Двадцатого декабря Совнарком издал разработанный Александрой декрет о гражданском браке, который устанавливал полное гражданское и моральное равенство супругов.

Первым гражданским браком в Советской России соединили свои судьбы Коллонтай и Дыбенко.

Рождённая в огне революции, любовь их полыхала, как пролетарское знамя. Редкие встречи всегда были радостью через край, частые расставания полны были мук, разрывающих сердце.

На следующий день после первой в России «красной свадьбы» Александра отправилась с важным заданием за границу. Она возглавила советскую делегацию, которая должна была организовать в Стокгольме информационное бюро для установления тесных связей со всеми трудящимися Западной Европы.

В Гельсингфорсе делегаты сделали остановку и на пароходе «Мариограф» продолжили свой путь в Стокгольм. Но путь оказался нелёгким. Возле Аландских островов пароход был затёрт льдинами и дал течь.

Шведские газеты сообщили о гибели советской делегации. Но Александре и её товарищам удалось по льду добраться до Аландских островов. В Марианхамине им пришлось поселиться в гостинице и ждать, пока отремонтируют пароход.

В Петроград Александра вернулась только 10 марта, а 12 числа Советское правительство переехало в Москву в связи с угрозой со стороны наступающих немецких войск.

В марте 1918 года молодой Советской Республике пришлось пережить тяжелейшие испытания. Во имя сохранения завоеваний революции, правительство было вынуждено пойти на подписание с Германией и Австрией унизительного Брестского мира. Среди многочисленных противников этого позорного договора были Дыбенко и Коллонтай. За оппозиционные взгляды обоих сместили с их постов. Дыбенко предстал перед Революционным трибуналом. Его обвинили в том, что, командуя отрядом матросов во время наступления немцев под Нарвой, он отказался выполнить приказ высшего начальства и вернулся со своим отрядом в Петроград. Нарву заняли немцы. В этот же день — 3 марта — был подписан Брестский мир.

Революционный трибунал оправдал Дыбенко, но вину перед партией он мог искупить только собственной кровью. Центральный комитет направил его для подпольной работы в оккупированный немцами Севастополь. Ему поручалось затопить суда Черноморского флота с тем, чтобы они не достались врагу.

В Севастополе бывшего наркома опознали белогвардейцы и донесли немецкой контрразведке. Дыбенко арестовали, поместили в одиночную камеру, зверски пытали: били головой об пол, стегали металлическим прутом, но он так и не назвал свою настоящую фамилию.

Звёздной ноябрьской ночью его вывели из камеры, втолкнули в закрытый автомобиль и долго везли на большой скорости. В военном штабе командующий оккупационными войсками генерал Кош зачитал ему приказ о расстреле.

Выслушав приказ, Дыбенко не дрогнул ни единым мускулом.

Кош был явно обозлён стойкостью своего врага.

— Однако из Берлина пришло распоряжение обменять вас на наших пленных генералов, — раздражённо бросил он.

Через неделю Дыбенко был в Москве. Когда он зашёл в гостиницу «Националь», где теперь жили высшие советские ответственные работники, с Александрой началась истерика.

— Это, конечно, ты, — прохрипел Дыбенко, но голос его оборвался. Он глубоко вздохнул и почти шёпотом произнёс: — Это, конечно, ты использовала свои связи в Москве и Берлине для моего освобождения...

У Александры не было сил ответить ему, она лишь опустила покрасневшие от слёз веки. И снова судьба разлучила их. 18 ноября 1918 года Дыбенко вступил в должность командира Седьмого Сумского полка и в тот же день приступил к боевым действиям. Александра в это время проводила в Москве Первый Всероссийский съезд работниц и крестьянок. За всё время Гражданской войны им довелось быть вместе только несколько месяцев, когда Дыбенко командовал дивизией Южного фронта, действовавшего на Украине против Врангеля, а Александра возглавляла политотдел этой дивизии.