Победоносно завершив Гражданскую войну, рабоче-крестьянское государство приступило к социалистическому строительству.

С осени 1920 года Александра и Павел опять вместе. Дыбенко поступил в Академию Красной Армии. Александра ещё с осени 1919 года — после смерти Инессы Арманд от холеры в городе Нальчике — возглавила отдел ЦК по работе среди женщин.

Нелегко давалась Павлу учёба, ведь за плечами у него была только начальная школа. Терпеливое сидение за учебниками и конспектами было не в его характере.

Он начал пить.

Понимая, как трудно ему привыкать к новой жизни, Александра молча сносила пьяную брань, возилась с ним ночью, как с беспомощным младенцем (хоть и любимый человек, а всё же было гадливо), но благодарности или сожаления о случившемся от него не слышала.

После работы домой Александру уже не тянуло. Да и в женотделе работы действительно было по горло. Надо было организовать отборные силы женского пролетариата Москвы и Петрограда для переброски в отсталые районы страны. Уровень сознательности был ещё очень низок. Даже среди партийцев многие не понимали смысла создания женотделов. Приходилось разъяснять, что созданы они не для того, чтобы отделить женщин от мужчин, а для того, чтобы ещё теснее спаять, сковать рабочего и работницу в общей созидательной строительной работе, в совместной и решительной борьбе с врагами трудового народа.

Вернувшись как-то усталая с заседания межведомственной комиссии по борьбе с проституцией, Александра в ожидании мужа незаметно задремала.

Вздрогнула от звонка. В дверях стоял Павел с молодой стройной женщиной.

— Пусти, Александра, — заплетающимся языком произнёс он, — подружку привёл. Не взыщи! Чем я хуже других! Веселиться будем. А ты не мешай!

Александра впустила их в спальню, а сама легла в гостиной на диване. Её трясло, как в лихорадке. Она с головой накрылась одеялом, стараясь ничего не слышать, не знать, не чувствовать.

Под утро, вконец измученная, она задремала и тут же проснулась от страха опоздать на работу. Когда зашла на кухню, чтобы растопить плиту, не сразу и заметила, что на табуретке возле окна сидела «подружка» Павла и тихо плакала. Длинные светлые волосы красиво ниспадали с её плеч. Девушка подняла глаза, и Александра увидела в них такое горе, что сама испугалась.

— Простите, что я в ваш дом пришла. Я не знала, что он не один живёт... Мне это очень, очень тяжело.

— Вы его любите?

Девушка удивлённо взглянула на Александру.

— Мы в первый раз вчера встретились. Просто он обещал хорошо заплатить. А для меня теперь всё равно с кем, лишь бы за деньги, — выкрикнула она и опять разрыдалась.

— Да не расстраивайтесь вы так. — Александра слегка коснулась её плеча.

— Ведь я с аттестатом... Хорошо училась, — продолжала девушка, ломая руки. — Год проработала секретаршей в тресте, а три месяца назад сократили. Всё продала, голодала. Без квартиры осталась. Мать пишет, что тоже с голоду умирает. Вот я и пошла на улицу. Теперь вот одета, сыта и матери деньги высылаю... Неужели так и пойти на дно? — Девушка заглянула Александре в глаза. — Ведь мне всего девятнадцать лет...

От жалости у Александры разрывалось сердце.

— А он с вами расплатился?

Девушка покраснела.

— Нет, нет. Денег я не возьму. После такого разговора с вами...

Они вместе растопили плиту, заварили кофе. Александра тоже рассказала ей про своё горе. Потом вдруг девушка заторопилась уходить. Было видно, что она не хочет столкнуться с Павлом.

Они вышли вместе. Долго гуляли, сели на скамейку в сквере и всё говорили.

Александра всё же убедила её взять деньги. Сказала, что это только в долг. Вернёт, когда устроится на работу, а с работой Александра ей поможет, обязательно поможет...

После этого случая её чувство к Павлу умерло. Как он, большевик, мог пользоваться безвыходным положением женщины? Вместо того чтобы помочь безработному товарищу, он его покупал, покупал его тело для своего удовлетворения!

Как могло произойти такое перерождение? Кто в этом виноват? Он сам? Или она что недоглядела?..

Вскоре, по окончании курса в Академии, Павла назначили начальником Черноморского военного округа. Провожая его в Одессу, она не испытывала ни тяжести, ни облегчения на сердце. Будто давно уже его похоронила.

Но грустные мысли не оставляли Александру. Неужели жизнь, отданная революции, прожита напрасно? Неужели пролетариат, за счастье которого отдано столько сил, способен переродиться в класс эксплуататоров? Выходит, Маркс и все мы вслед за ним ошибались?

Чем глубже пыталась она вникнуть в суть проблемы, тем тяжелее становилось на сердце. Она словно погружалась в тёмный сырой колодец, выбраться откуда сама уже не могла.

Целую неделю пролежала она в постели, одна со своими мыслями. Никогда не было ей так одиноко. И Зоечки не было рядом — её направили организовывать театры классического балета в Бухарском и Хорезмском эмиратах. Будь Зоя здесь, непременно нашла бы для подруги слова утешения, отогрела бы душу, просто накормила бы.