– Вон оттуда, - принц угрюмо указал направление. –Но туда мы теперь не прорвемся. Глядите, эти негодяи окружают нас.

– Я тут осмотрела стены, - задумчиво произнесла девушка. –Кладка у задней стены очень ветхая, её легко разобрать.

И без того большие глаза принца стали совсем огромными.

Они вдвоем спустились вниз по лестнице и проверили засов на железных воротах.

– Мы выстоим пока ты приведешь подмогу, - спокойно произнесла Амонет. –Но только поторопись, мой принц.

Разобрав кладку настолько, чтобы можно было вывести коня, принц обнял девушку, которая обвила руками его шею и прильнула губами к заросшей щеке.

– Береги себя, мой принц, - прошептала она, гладя его затылок, шею. –Береги себя и вернись ко мне. А теперь спеши. Спаси нас всех!

Подождав, пока Язид на своем Тараке исчезнет за барханом, девушка быстро возобновила кладку и отряхнула грязь с колен. Страха она не ощущала, во всяком случае за себя.

Антеони уснул как убитый, лишь только голова его коснулась колен Домини. Европейка показалась поначалу Амонет холодной и высокомерной, но заметив, как она тихо плачет, гладя спутанные волосы Антеони, девушка поняла, что чувство пустило ростки в сердце этой белолицей красавицы. С помощью молоденькой рабыни, которую звали Вималь, Амонет обмыла иссеченную спину «дядюшки Фердинанда» и силком впихнула в него оставшиеся таблетки, дав запить водой из фляги, больше она не могла пока ничего сделать для него.

Сейчас, проводив Язида, она вернулась обратно в башню и подошла к краю зубчатой стены.

– Эй, идиоты!- проорала она, делая пренебрежительный жест. –Идиоты! Ненормальные! Обезьяньи дети! Страшилы!

Она припоминала все ругательные слова, какие знала, швыряла в преследователей обломками кирпичей. И её цель была достигнута-преследователи столпились у стены, с жадностью глядя на прелестную добычу. А тем временем могучий Тарак уносил Язида все дальше от Башни.

Он не мог бы сказать, сколько раз терял сознание, пока они ехали к Башне. Ветер хлестал песком его и без того избитое тело, забивая рубцы на спине. В конце концов они очутились в Башне, поднялись наверх, и только тогда он позволил милосердному забытью обнять себя, преклонив голову на колени Домини.

…-Ты так красив, мой господин, - улыбка Садии обворожительна, но нет в ней той теплоты и нежности, что была в улыбке Амины. Она словно прекрасное, но жестокое женское божество, требующее приношений и человеческих жертв. Она притягательна и тело её словно живой сгусток пламени.

– Останься на эту ночь, - шепчет она во тьме, лаская его, касаясь пылающими полными губами его обнаженной груди, вызывая сладкую дрожь в чреслах.

…Её лицо над ним похоже на лик богини, какой он увидел однажды в индуистском храме. Но вот оно изменяется и теперь это лицо Домини, нежное, с грустными глазами, в которых застыла боль.

– Тише, Фердинанд, вот, попей, - губ касается холодный край фляги и он жадно глотает. А на лицо капают раскаленные капли, и он не сразу понимает, что это слезы.

– Домини, - стонет он, едва выталкивая слова из распухшего горла.

И вот снова он в душном сумраке шатра, и Садия одну за другой срывает покрывала, исполняя для него развратный танец. Её пышные волосы черным шлейфом вьются, ещё больше оттеняя необычную для берберки белизну кожи. Огромные глаза светятся словно звезды.

– Я так люблю тебя, господин мой… - шепот, переходящий в стон, когда он, уже одурманенный кальяном и вином, бросает её на шелковые покрывала постели и берет одним сильным движением. Её острые коготки сдирают кожу полосками с его плеч, она бьется, хрипя и постанывая, оплетая ногами его бедра, пока он удовлетворяет своё желание. За этот пламень, вечно горящий в её теле, согревающий его самого, не дающий угаснуть теплящемуся внутри его сердца огоньку, он готов простить ей всё.

– Тише, Фердинанд, - Домини даже не пыталась отереть льющиеся по щекам слезы. – Тшшш, всё закончилось.

Он снова застонал и заметался, а потом обмяк, устало прильнув щекой к её коленям. Стоявшая у стены и ругавшая осаждающих на чем свет стоит Амонет умолкла, бросив быстрый тревожный взгляд на Антеони. Домини снова ощутила то самое, болезненное, неприязнь к девушке, смешанную с чем-то ещё. Хотя Амонет и спасла ей жизнь.

– Нужна ещё вода, - сказала Домини, заметив, что Антеони судорожно сглатывает и облизывает искусанные губы.

– Внизу есть в тороках у лошади, - сказала мисс Эдди. –Вималь, иди сюда, следи, если кто-то полезет, бросай камни!

Крошка-рабыня закивала и споро заняла место у стены. Амонет пошла вниз.

Ветер бьет в лицо, и он летит, смеясь и вцепившись в поводья. А рядом, тоже верхом, на своем белом жеребчике мчится Амина. Платок сбился, темные волосы вьются шлейфом по ветру, смех, словно звон ручейка.

– Амина!- кричит он и тоже смеется.

… А потом видит её, нагую, изломанную, похожую на фарфоровую куклу, разбитую безжалостным ребенком. Держит её в руках и не может поверить в то, что её нет.

– Амона, очнись, Амина…- из горла вырывается сухое, хриплое рыдание. И сердце взрывается черной безысходной болью.

– Амина, - застонал Антеони, по щекам его покатились слезы. Домини вздрогнула, чужое имя полоснуло по сердцу, словно раскаленный кинжал.

– нет, не умирай… - Антеони тихо и страшно заплакал. От этого звука и от беспомощной дрожи большого тела Домини стало так плохо, как не было никогда в жизни.

– Вот вода, - Амонет ворвалась на ярус, гордо тряся фляжкой. Видимо, лицо Домини выражало все её чувства, потому что глаза мисс Эдди обрели круглую форму. Она подбежала и присела рядом, отворачивая крышку флаги и вынимая пробку.