Камео садится у изголовья, спиной прислонившись к стене, и кладет обе ладони — кожа его обветренная, прохладная — на виски принца.

Энергия перетекает слишком легко. Густая, пряная, пахнущая дымом и медуницей. Старые раны, причиняющие боль Аларику — будто вечно голодная пустота. Ей все мало. Жрец отдал бы больше, — много больше, — но принц мягко отстраняет его руки. Поднимается и садится рядом. Мышцы его напоены силой растений и зверей. Не в первый раз Аларик подумал о том, что не было у Северного ветра лучшего варианта, дабы наделить того властью над хищниками, порождениями холода — только Камео. Они умирали — и возвращались вновь. Более быстрые. Более ловкие. Более могучие, чем прежде.

— Благодарю тебя.

Передав тогда Аларику слова Северного ветра о том, что малышка Лидия нуждается в защите, жрец сделал свой выбор. И кто бы знал, каких мучений стоило ему это решение.

Возможно, Ветер разгневался бы, узнай он о том, что Камео ослушался — но что с того? Нет, куда страшнее эта боль, ломающая сладострастно и медленно каждую кость в теле — боль от потери того, что бесконечно дорого. Пусть оно и не было никогда твоим — опять же, разве это важно? Надежда мертворожденная погребена уже в стылой земле.

Все идет правильно. Принц ведь счастлив.

Может, и замечательно, если бы однажды Аларик забрал все. До дна. И тогда — покой.

Северные хищники склоняются перед ним. Благородство достойно награды. Но чем хуже те звери, силу которых он забирает? Звери не лгут. Они искренни.

Потому жрец всегда милосерден. И на его теле глубоких шрамов ровно столько же, сколько и отпущенных духов животных. Камео весьма чтит равновесие — здесь они с Лидией могли бы понять друг друга.

— Она достойная девочка. Она сможет понять.

Беловолосому дроу было многое известно от самого принца, да и личная встреча оказалась весьма любопытной. Окажись Лидия глупышкой — и все приняло бы иной оборот. Девичье сердце, запеченное под мятным соусом — чудный деликатес. Но Камео уверен: целительница способна размышлять, делать выводы и не станет демонстрировать нервические припадки.

Несомненно.

Аларик касается скулы жреца губами, и тот вздрагивает едва заметно. Сладкое, темное вино чужой энергии.

Принц темных всегда возвращает долги.

***

— Аларик, ты что, спишь здесь?

Я стояла на пороге комнаты принца. Признаться, я несколько иначе себе ее представляла — столь же уютной и роскошной, как та, которую предоставили мне. Но спальня Аларика была холодной, почти пустой.

— Лапушка, ты заболеешь.

— Даже не думай об этом.

Я подошла к тонкому матрасу и удобно устроилась, прижавшись к дроу. Собственно, побыть вместе со своим принцем и было моей целью. В прошедшие ночи он тайком приходил в мои покои, дабы мне спалось спокойнее и слаще, а сегодня вот я решила устроить сюрприз. Весьма познавательный, надо признать.

Аларик заботливо укрыл меня одеялом — которое, на мой взгляд, могло бы быть гораздо теплее.

— Я привык к таким условиям.

— Понимаю. Но возможно, — я погладила дроу по волосам, — ты будешь спать в более комфортной постели, когда не уходишь в поход?

Мы. Мы будем спать. Внезапно я осознала, что принц одет лишь в легкие льняные брюки, а мой шелковый халат так тонок…

— Если в постели с тобой — то совершенно плевать, какой она будет, — засмеялся тихо Аларик.

Медленный, откровенный поцелуй. Мы не переступаем границ — и это промедление дразнит, волнует чувства. Признаться, я боюсь того, что произойдет после свадьбы — и очень желаю этого. За окном — ледяной ветер и снег укрывает все сахарной глазурью, а я непогоду не замечаю вовсе, касаясь кончиками пальцев век своего мужчины, его скул и его губ. Мне нравится черный цвет его глаз, идеально ровная линия носа — и линии шрамов тоже.

— Я тебя сейчас изнасилую.

— Что? — моя ладонь замерла на груди дроу.

— Это же просто пытка!

— Когда я делаю так? — целую его плечо, слегка прикусывая кожу. — Или вот так? — провожу ладонью по плоскому животу. — Или…

— Ну все.

Аларик в шутку набросился на меня, делая вид, будто хочет искусать. Я едва не задохнулась от смеха, отбиваясь, — потому как боюсь щекотки — но шансов у меня, конечно, было мало, и очень скоро я оказалась в самых крепких и самых нежных объятиях, зацелованная и раскрасневшаяся.

— Прекрати, чудовище, — я смахнула слезы с ресниц. — Я уже не могу смеяться.

— А кто все это начал?

Я возмущенно смотрела на принца. Что с того, кто начал эти шалости?

— Ты так прекрасна.

Кажется, наслаждаясь теплом моего мужчины, я и сама могу в это поверить. Поудобнее усаживаясь на коленях дроу, я подумала о том, что Одри была неправа. Все с моим темпераментом в полном порядке.

Кстати сказать, ведь этой ночью мы не единственные, кто занят любовью.

— Послушай, а что между Ссешесом и Ашером?