— Перестань, Лианна, — ласково пробормотал он ей в волосы, успокаивая. — Мечты для тех, кому ещё предстоит жить. Мы живём уже сейчас — мечтатели могут только надеяться сделать то, что делаем мы. — Его рука стала массировать спину, описывая кружочки и убирая всю напряжённость. Лианна снова почувствовала себя в своей тарелке, под его опьяняющими чарами, играющими на её нервах, точно пальцы на струнах арфы. — Ты не будешь испытывать недовольства в столице. Я буду смотреть за этим.

— Как? — прошептала она слабеющим ото сна голосом. — Что ты сделаешь? — Лианна хотела историй, тех, что он рассказывал ей в своих письмах. Она хотела острых ощущений и неописуемого восторга. Ей не хотелось реальности; она хотела волшебства; того, что замечательно звучало, но, очень вероятно, невозможного. Позволь мне снова услышать твои обещания.

— Я куплю тебе серебристую лошадь — более прекрасной кобылы и сыскать нельзя — и она будет столь же быстрой и уверенной, как ветер. — Окраса такого же, как локоны Рейгара; с шерстью сверкающей на солнце и мягче пуха. — Я заполню всю твою комнату зимними розами, привезёнными прямо с Севера, и наполню ими каждый дюйм, каждый уголок. — Эти розы будут из Винтерфелла, не из другого северного замка. — Мы будем ездить верхом, будем ужинать вместе, и я буду согревать твою постель каждую ночь. — Да, каждую ночь она будет спать с ним, лежать с ним, оборачиваясь вокруг него, как сейчас. — И я дам тебе десять детей; с радостью дам их тебе, и буду заботиться о тебе каждый раз, когда ты будешь беременна каждым из них.

Да, да.

Эти мечты были необычными. Они были справедливыми, честными, но привносили и трепетное ощущение основательности. Я буду, мы будем, говорил Рейгар, а не я могу, мы можем.

Это было по-настоящему. Не так, как с Робертом, которому она вынуждена была притворно улыбаться; чьи руки на себе она едва могла выдерживать. Рейгар был тем, кто заставил её почувствовать ни с чем не сравнимый прилив жизни. Он подарил ей цель. Подарил ей любовь.

Даже Королевская Гавань станет раем, если он будет рядом.

____________________________________

Прошло три года.

Три долгих, полных года с тех пор, как утихли страсти; с тех пор, как Роберт Баратеон погиб на реке, окрасив её воды кровью; с тех пор, как похоронили сожжённые тела Элии и её детей; с тех пор, как Безумный король сгорел вместе с ними, а тела воинов остались лежать гнить на солнце. Прошло три утомительных, изнурительных года с давящей тяжёлой короной на голове у Рейгара, который провёл эти годы, заключая мир и встречая гостей, радуя королевство и иногда — жену. Зачастую это было трудно — быть королевой, и Лианна обнаружила, что эти годы ей многого не хватало. Она жаждала дома, Винтерфелла и летних снегов. Уютный Винтерфелл — единственное место, где она могла спать спокойно — стал целым кладезем воспоминаний. Лианна не возвращалась туда с тех пор, как сбежала.

Винтерфелл был её прошлым, но не будущим, и настоящее её было наполнено тоской. Лианна часто обнаруживала у себя стремление к тому, как было раньше, в башне в Дорне, когда Рейгар редко уставал заниматься любовью и никогда не был так перегружен. Жизнь тогда была восхитительна; это было, казалось, бесконечное лето, приносящее плоды открытий, аромат любви и сулящее жизнь. Жизнь тогда воплотилась в виде рождённого ею сыночка.

Но башня ушла, и началась жизнь в качестве королевы. В первое время она изо всех сил старалась заслужить благосклонность своих подданных, но призрак Элии по-прежнему выполнял роль идеальной королевы, оставив Лианну пренебрегаемой и одинокой. За три года у неё появился только Джон. Её сын, её единственный ребёнок, и единственный источник определённой радости. Хотя были также Нед с Бендженом, но только через посылку писем. Джон был её воплощением и услаждал её дни, когда не мог Рейгар. Его для Лианны было достаточно.

Но давление на королеву было велико, как никогда, когда она родила только одного ребёнка, а четырёх схоронила в земле.

_________________________________

Ночь началась невероятно страстно.

Когда он упал в её постель, она быстро оседлала его и тут же впилась ему в губы. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, хватит ли ему сил, и сегодня в его глазах сверкал огонь. Лианна знала, что если бы она не взяла инициативу, то это сделал бы он; они отчаянно пытались эти три года наполнить её чрево семенем, которое доросло бы до надлежащего срока. Эту задачу Рейгар рассматривал как часть долга, часть любви; но прежде всего всё-таки долга, и он готов был делать это всякий раз, как только мог. Лианна не придерживалась таких взглядов; она просто хотела, чтобы он был в ней, любил её, как раньше, с той безрассудной несдержанностью, что охватывала его в Башне Радости. Редко она получала такое сейчас, но всё же надеялась.

Поэтому, когда она целовала его шею и засасывала кожу, он не ожидал, что она вдруг остановится и положит голову ему на грудь. Рейгар продолжал двигаться, расстегнув сзади её платье и положив прохладную руку на её тёплую кожу, а затем его пальцы скользнули выше и нырнули в её волосы. Лианна не шевелилась.

Это обеспокоило его, и он спросил тем нежным, хриплым голосом, который был у него для неё и только для неё:

— Что случилось?

Когда она не ответила, он встал, потянув её за собой, чтобы посмотреть ей в глаза. Он нежно обхватил ладонями её щеки, пальцами зарывшись в волосы.

— Что-то не так? — снова спросил он.

Лианна подняла на него неистовый взгляд с плохо скрываемой печалью.

— Ничего такого, о чём тебе следует беспокоиться, — неубедительно ответила она. — У тебя есть о чём подумать без этого. — Но его глаза всё ещё пристально смотрели на неё, ожидая правдивого ответа. С внезапным порывом Лианна притянула его к себе, схватив за рубашку. — Ты знаешь, что я ценю твое мнение обо мне и о моей семье выше всех остальных. Ты знаешь, что я не обращаю внимания на злословящие обо мне языки. Ты знаешь это, не так ли? — Она пробормотала это чуть громче шёпота, но быстро и настойчиво. Рейгар безмолвно кивнул в знак согласия. Лианна тяжело вздохнула и сказала: — Двор ненавидит меня.