Шрифт:
— Добрый день, милорд.
От одного этого слова ее накрыло волной отвращения и омерзения; оно было сродни насмешки, от которой нельзя было никуда скрыться. Даже язык дочери Старка сопротивлялся выговаривать эти звуки, что казались ему чужеродными и отталкивающими. Однако приходилось смириться с этой вынужденной необходимостью и придерживаться какое-то время правил игры, чтобы точно проверить, была ли действенна эта тактика с бастардом.
Когда Рамси быстро обежал девушку равнодушным взглядом, то взял ее под локоть и повел в сторону ворот конюшни.
— Вы крепко держитесь в седле?
— Да.
Болтон молча кивнул головой.
Они подошли к конюшне, а им навстречу вышел конюший, ведя за собой вороного жеребца и гнедо-пегого, нарядного, мерина.
— Присоединитесь ко мне на прогулке? Хорошо, — в своей обычной манере, не дожидаясь от собеседника ответа, сказал болтонский бастард.
Он с искрой веселья подсадил Сансу на пегую, придерживаемую конюшим лошадь и, вскарабкавшись следом на своего жеребца, двинулся вперед, в сторону западных ворот.
Когда стены замка остались позади, Болтон поднял своего коня в неспешную рысь. Санса не отставала. Ее конь шел мягкой равномерной рысью, на которой было удобно сидеть.
— Вам нравятся подобные прогулки?
— Да.
— Хорошо, потому что теперь мы будем иногда так выезжать, - сказал Болтон, внимательно следя за реакцией дочери Старка.
Санса не ожидала такого поворота и на секунду растерялась, однако, спохватившись, исправилась.
— Спасибо, Рамси.
Он просто кивнул ей и погнал своего вороного коня вперед.
Что ж, похоже, план сработал, и теперь ей нужно было задуматься о своих следующих шагах да пристально следить за бастардом. Одна ошибка с ее стороны, и все пойдет насмарку, а Санса не могла допустить, чтобы такое произошло.
========== Восточная башня ==========
Догорала последняя свеча на прикроватной тумбочке, когда в дверь тихонько постучали и вошли. Санса, лежавшая к тому моменту в постели, быстро натянула на себя одеяло, пытаясь спрятаться от посторонних глаз, и сжалась вся внутри от накатившего страха, что скоро ее снова обожжет внутри болью, от которой было невозможно сбежать или скрыться.
Догадки дочки Старка подтвердились, и ночным гостем действительно оказался Рамси. Он быстрой тенью метнулся к кровати девушки и, присев на край, уверенно стянул с жены меховое одеяло. Лицо бастарда было спрятано во тьме, лишь блестели глаза, в которых притаились спящие бесы.
— Раздевайся.
Санса медлила. Она попробовала сделать первый шаг, договорилась сама с собой быть с бастардом вежливее и постараться его не раздражать, однако оставались в ее плане и белые пятна, касаться которых желание пока отсутствовало. И одним из таких пятен были минуты, проведенные в кровати с Рамси. Она могла заставить себя улыбаться ему, быть учтивой, но вот с болью и унижением, приходящими к ней в ночи, справлялась с трудом, не представляла, как можно было привыкнуть к ним. Хотелось сбежать от них, сбежать от этого омерзительного ощущения, сбежать от действительности, в которой она была вынуждена ложиться под бастарда.
Понимая, что ей не сбежать от Рамси, она подчинилась, чувствуя, как внутри все скручивается и сжимается от одной мысли о предстоящем. Опустив глаза вниз, чтобы не встретиться с Болтоном взглядом, она торопливо скинула с себя сорочку, уже уяснив на своем горьком опыте, что бастард ненавидел промедление в выполнении его приказов, затем перевернулась на живот и подложила под голову подушку, в которую можно было бы потом упереться или схватиться руками.
Болтон нетерпеливо избавился от одежды и одним плавным движением перекатился на жену, что вся мгновенно напряглась, ощутив на себе мужчину, и прикрыла глаза, стараясь мысленно отвлечься от происходящего. Она уже давно перестала плакать: лишь сжимала зубы и старалась издавать как можно меньше звуков, не пыталась вырваться из-под Рамси и стойко сносила все его выходки. Болезненные укусы и запрокидывания ее головы за волосы назад, резкие грубые толчки, слишком сильная хватка на бедрах, оставленные по всему телу царапины, а иногда и порезы — вот что представлял из себя секс с Рамси. Иногда он мог взять в руки и кнут или принести с собой веревку, а потом, связав или привязав к чему-нибудь Волчицу, вдоволь наслаждался ее беззащитностью и открытостью. Не такой представлялась ей близость с мужчиной, однако приходилось терпеть, как прилежной жене, делать вид, будто так всё и должно было быть. А, может, и должно было? Только без всех этих издевательств, ведь никто не говорил, что должно быть приятно? И как оно вообще должно было быть? Может поэтому придумали любовь, чтобы сносить это было легче?
Когда же Болтон закончил, то просто оделся и ушел, оставив Волчицу одну. И только тогда Хранительница Севера позволила себе уткнуться лицом в подушку и тихо заплакать, чтобы никто не услышал ее всхлипов, а, вдоволь наплакавшись и порядком устав, уснула беспокойным сном.
Утро встретило Сансу болью, странствующей по телу. Вставать из постели совсем не хотелось, и лежащая в ней дочь Старка, прячась от остального мира, нежилась в тепле и постепенно приводила в порядок мысли. Наконец ,сумев побороть в себе слабость и вспомнить, что она Старк — будущая Хранительница Севера, и ей не пристало впадать в уныние по каждой мелочи, девушка спустила с кровати ноги и решительно встала на каменный пол.
Она первым делом подошла к зеркалу и осмотрела себя. Плечи, спина и бедра были усыпаны мелкими царапинами и уродливыми синяками. В глазах защипало от наворачивающихся от жалости к самой себе слез. Однако минутная слабость была задушена в зародыше, и, смахнув рукой несколько покатившихся по щекам слезинок, Старк отвернулась от зеркала и поспешила одеться, чтобы скрыть временные изъяны на своей коже под слоями красивой одежды.
Однако не только царапины и синяки волновали Волчицу, ведь существовали и более страшные последствия, такие, что грозили затянуться не на один месяц. Для Сансы каждая ночь, проведенная с Болтоном,, несла в себе море переживаний, которые не заканчивались с уходом бастарда, а продолжались еще на протяжении многих часов, дней, держали ее в напряжении, мучали вопросом о том, не понесла ли она уже от мужа. А она этого не только не желала, но и боялась.