— Вряд ли вы их когда-нибудь найдете, такие доказательства. — Тусклый взгляд Павленко оживился. — Их невозможно найти. Поймите меня правильно: я ни в чем не виноват.

— Если ошибаюсь, приму любое наказание. Но я уверен, что это не произойдет, так как у нас, кроме фактов, есть еще два серьезных союзника.

Павленко удивленно посмотрел на полковника.

— Нина?

— Нет, не Нина. После преступления всегда остаются следы. Даже после преступного бездействия. И мы найдем эти следы, которые станут доказательствами, а второй, — Коваль сделал паузу, — ваша совесть.

Не ожидая такое услышать, Павленко растерялся.

— Совесть? — пробормотал он. — А какая же может быть совесть у меня, у убийцы, как вы считаете?! Но я не убийца, поймите меня…

— Справедливость сегодня еще не торжествует и зло пока не наказано. Но всю жизнь вас будет преследовать воспоминание о преступлении и страх. И раньше или позже ваша совесть победит трусость и заставит прийти с повинной.

— Мне не в чем виниться.

— Ну тогда объясните, почему в тот трагический вечер в десять сорок семь вы звонили в Киевгаз и расспрашивали, как отключить газ… — вдруг сказал полковник. — Для чего вы это делали?

Павленко, казалось, был сражен наповал. Он начал что-то бормотать, Коваль смог разобрать только отдельные слова: «Я не знаю… не звонил… Киевгаз? Какой Киевгаз…» — но потом и этот шепот перестал срываться с дрожащих губ подследственного.

Тем временем Спивак вставил в магнитофон кассету. В кабинете зазвучали голоса. Сначала женский: «Диспетчер слушает», — потом после короткой паузы — взволнованный мужской — голос Павленко. Запинаясь, голос спросил: «Скажите, пожалуйста, как перекрыть газ в квартире, не входя в нее?.. Где находится вентиль всего дома?.. Скажите, если в квартиру проникает газ, через сколько времени человек угорает?»

«Вы что, пьяны? Не хулиганьте! — строго произнесла женщина. — Говорите, что случилось? Ваш адрес?»

Послышались короткие гудки.

Снова звонок. Плачущий голос Павленко произнес: «Поймите меня правильно…»

Следователь выключил магнитофон.

— Это — копия. Экспертиза установила, что голос, записанный во время нашей первой беседы в горотделе, — Коваль жестом показал на магнитофон на столе, — и голос, записанный на диспетчерской пленке Киевгаза, принадлежит одному и тому же лицу, то есть вам…

Теперь при наличии у нас точных анализаторов речи, осциллографов, новых ЭВМ такое сличение голосов не представило трудностей. Вы, как инженер, должны это понимать… Итак, почему вы звонили в Киевгаз, что значит ваш вопрос: «Через сколько времени человек угорает?» Отвечайте.

— Клянусь, это не я… — шептал Павленко. Казалось, он совсем потерял голос — Не я погубил Антона… Поймите меня правильно…

Сейчас подследственный представлял собой жалкое зрелище: бледное лицо покрылось красными пятнами, зрачки расширились, губы тряслись. Руками он вцепился в кресло, словно боялся, что выпадет из него. Для него, очевидно, вся комната наполнилась страхом.

— Можете посадить меня, — продолжал он шептать, — но не я, не я… Нет, нет!..

— А кто же? Скажите.

— Я не знаю… не знаю… не знаю…

Коваль отвел взгляд от Павленко, уж очень ничтожным показался ему этот человек.

Вспомнился разговор у дочери со студентом-физиком Афанасием о чувстве вины, присущем некоторым людям с психическими отклонениями. В сложных ситуациях такие люди могут приписать себе то, чего в действительности не сделали, взять на себя чужую вину, как это произошло с растерявшимся, слабовольным художником Сосновским, признавшимся в убийстве, которое не совершал…

Здесь же было все наоборот. У Павленко — человека тоже неуравновешенного — не хватало, по мнению Коваля, мужества сказать правду.

Дмитрий Иванович сейчас не жаловал в мыслях этого молодого человека, и все же какое-то шестое чувство не давало Ковалю до конца поверить, что перед ним сидит настоящий убийца. Вероятно, такое чувство появилось оттого, что понимал шаткость обвинительной позиции: если даже будет установлено, что Павленко ушел из квартиры Журавля последним, это еще ничего не доказывает. Доказать же, что он оставил горелку открытой преднамеренно, невозможно, так же как и то, что, уходя из квартиры, подозреваемый вообще не обратил внимания на горелку.

Единственным доказательным фактом, хотя и косвенным, является звонок в Киевгаз. Но подозреваемый всегда может сказать, что он пошутил спьяну или даже похулиганил.

Дмитрию Ивановичу вдруг снова вспомнился лес его детства, таинственная Колесниковая роща, в зарослях которой он заблудился ребенком, смятение, охватывавшее его в ней. Наверное, потому вспомнилось, что он и теперь пытается заглянуть в самые сокровенные уголки, только уже человеческой души, пытается понять самые необъяснимые поступки, чтобы тайное стало явным, и, как всегда, переживает сомнение, удастся ли с чувством исполненного долга выйти из темного леса неизвестности на свободный простор истины.