«Знаешь что? Не я назвал себя невидимкой».

Обиделась. За волосы дернула. Жаль – я б еще что-нибудь умное сказал.

Например: если неинтересно – это еще не значит, что просто.

Ата встретилась мне во дворце для пленных – только на Олимпе могут построить для этого дворец! – где я пытался набрать себе каких-нибудь рабов. Прежде удавалось как-то общими обходиться, а тут – Зевс махнул рукой в приступе щедрости: «Лавагету положено».

Легко сказать – положено, как же… Рабы из пленных или перебежчиков клялись, что лучше сдохнут на месте, чем хоть шаг сделают за мной. Мелкие божки от невозможности сдохнуть скрипели зубами и смутно надеялись на побег.

А мне еще войско набирать. Если и там такое же будет…

Богиня обмана появилась из-за плеча, когда, исчерпав терпение, я взял одного из божков за грудки с твердым намерением показать, что он сейчас пожалеет и об упрямстве, и о бессмертии.

– Глупцы! – испуганный голос наполнил широкий покой. – Разве вы не знаете, с кем спорите? Разве не понимаете, что он может читать в ваших сердцах? О Великий! Пощади недостойных, ибо они не знают главного: Зевс решил приговорить к ужасной казни всех, кто не пойдет за тобой…

Рабы позеленели. Желания подыхать в их рядах было уже не столь заметно.

– Казнить? – спросил я и отпустил божка. Тот где стоял там и сел. – Чего казнить-то?

– Жрут много, о великий, а припасы не бесконечны, – вздохнула Ата. – Пойдем же со мною: Афина и я уже позаботились, чтобы у тебя были лучшие слуги. Тебе незачем давать последнюю надежду этим отбросам.

Она еще не договорила, а отбросы уже начали присягать мне на верность. Сперва по отдельности, а там и все вместе – простершись ниц.

Я хмыкнул и покинул душный, пропитанный запахом говяжьей похлебки зал. Ата выскользнула следом, раскинула руки – и хитон ее зарябил рассветными оттенками.

– Игра! Какая это игра! Тебе ведь понравилось? Понравились их лица, когда они поверили?

– Ничего себе, – согласился я, трогаясь по скалистой дороге. Ата увязалась следом.

За несколько дней богиня обмана прочно обосновалась на Олимпе: куда ни пойдешь – а там она.

У Афродиты – заботливо подбирающая для богини любви новую прическу: «Душенька, с твоим лицом тебе, конечно, все идет, но если уложить косы вот этак – ты сияешь ярче Тириона-Дня!»

В комнатах Гестии – за рукоделием и песнями. «Ага, золотое очень хорошо смотрится на коричневом!»

У Фемиды – слушающая страстные поучения и глубоко скорбящая: «О, Хаос предвечный… знаешь, у меня ведь как будто только что глаза открылись. О, бездна Тартара – взгляни на меня, я плачу!»

В конюшнях с Посейдоном: «Хо, вот это копыта у этого рысака! Во носиться будет!»

В коридоре напротив Афины: «Настанет день – и тебя сбросят с Олимпа» – «Ну что ж, мудрая дочь Зевса, я и на земле не пропаду»…

Должно быть, она была в восторге – не счесть ролей.

Но чаще всего она обхаживала барашка-Офиотавра: «Какую сказочку хочешь? О звездах? А хочешь – о Золотом Веке? А о том, как могучий Зевс дрался с семиглавым драконом?»

В кухне, в компании нимф, среди сатиров…

Ко мне вот только не являлась, так что я ждал чего-то подобного.

«Значит, по крепостям? – взгляд растекается сочной темнотой, лицо вдруг помрачнело, заострилось. – Ну что ж – пусть. Поиграть можно и в крепости, и защищая рубежи…»

Я усмехнулся. Отвернулся, чтобы не видеть ее глаз, свернул на мраморную дорогу, которую мостила другая группа пленных. Белую дорогу с богатыми разводами, не чета гранитным плитам, которые раньше тут лежали. Под величие Кронидов.

– Не нужно играть в меня, дочь Ночи. Еще оскомина останется – не отплюешься.

Тронула локоть, мурлыкнула:

– Какой же ты хочешь, чтобы я была с тобой? Веселой? Скорбящей? Я могу быть сварливой, как Деметра, а могу звать тебя «милый» – хочешь?

– Деметры не надо. А хотя… будь любой. Главное – не мной.

– Какой ты странный. Богам, смертным, кому угодно – всегда приятнее видеть вместо собеседника свое отражение. Жесты, слова, ожидания…

– Плохо смотрят.

– На отражение?

– Да.

Поблескивало изумрудным льдом горное озерцо, вокруг которого Деметра уже успела насадить кипарисов. Мы спустились к озеру и отразились между зелеными льдинками, на фоне скалистых олимпийских уступов: я и обман в кокетливом розовом хитоне.

– Ты смотришь лучше?

– Иначе. Я вижу не то, что хочу, а то, что есть.