Шрифт:
– Почему в селении?
– К себе во дворец он нынче наших послов не пускает. Только если на чужой территории.
– Переметнулся, значит, – Посейдон сделал добрый глоток.
– Да, окончательно. Но если на чужой территории – согласился. С-снизошел…
Нежное шипение с губ, которые воспевают в страстных песнях нимфы. Огонь съежился, посинел – огню стало холодно.
– Чем кончилась встреча?
– Встречи не было. Мои посланцы прибыли в селение раньше. Они не успели даже попросить встретить их как гостей.
И поднял глаза – серые, как гневное море. На, мол, брат, смотри, если тебе оно надо. Смотри – я явился к ним в обличии бродячего сказителя, и…
–Хайре[5], досточтимый, хайре! Ты вовремя. Мы дадим тебе пищу и ночлег и позволим выступить перед дорогими гостями, если они захотят тебя слушать. Но сперва восславь вместе с нами великого Крона, Повелителя Времени!
Зелень плюща и фиговых деревьев. Ильмы над добротными домами. Плешивый староста маслится от чести, которая посетила его селение – посланец царя Атанаса, сам…
Окровавленный алтарь и насаженные на колья головы, в юношеских глазах отпечатался отчаянный крик – их травили собаками, и женщины и дети избивали их камнями за одно только слово: «Крониды…»
– Оборванец! Кусок овечьего дерьма! Расплату он обещает?! Твои Крониды трясутся на своем Олимпе. Брысь отсюда, пока сам не лег на алтарь…
Посейдон поперхнулся, выпучил глаза. «Ку-ку», – весело заявила птаха.
– И ты их не убил?
Наверное, Зевс все-таки что-то говорил, пока я всматривался.
Зевс пожал плечами. Он все улыбался – задумчиво, трепетно. Всматривался в даль – что видел там?
Разоренные селения людей века медного? Вырезанные племена сатиров? Надругательства над нимфами?
Это ширится, как пожар – вот, что видел. Это охватывает ряды наших бывших союзников. Были – союзники, теперь – отступники. Они думают, что война уже кончилась. Что Крону осталось только протянуть руку и сжать в кулак победу. И вот их присяга Повелителю Времени – затравить всех, кто произносит «Крониды».
Они не знают, что мы еще воюем.
– Значит, думаешь, что начать лучше оттуда.
Зевс кивнул, а Посейдон не переспросил – что начинать.
Доказывать, что еще воюем – что же еще.
Наводить страх.
«Горек источник Страха, и зябко змеится он по камням. Страх ослабляет и сковывает, и заставляет желатьизбавления. Страх может быть разным – обжигающим, яростным, ледяным – но каким бы он ни был, все будут стремиться от его источника – к источникам Восторга и Ярости…»
– …истребить! Понимаешь, Посейдон?! Это значит – начисто! Это значит – не оставить женщин или детей! Оставить лишь страх!
Посейдон смотрел жалобно. Не на младшего – на меня. Мол, братец, у тебя тут лабриссы не завалялось? Я б ему сейчас по башке, этому оратору – с большим удовольствием!
– Уймись, – Зевс задохнулся на полуслове. – Все всё поняли.
В свое время мы нашли, чем привлечь на свою сторону лапифов, и людей Серебряного века, и кентавров. Время показать, что другой стороны для них не может быть. Иначе…
– Чудовищ истреблять, на нашу сторону переманивать и, стало быть, быть палачом, – радостно подытожил Посейдон. Он у нас прямее Гелиоса, когда надо. – Эге, Аид? Тебе, видно, переманивать придется. Ты ж с этим, как его, Железнокрылым, дружбу водишь. И с Нюктой, или нет? Ты б там сошел за своего. Навербуешь нам армию, страшнее, чем у папашки, а…
– Ага. Ты пойдешь драконов резать, а Зевс – предателей.
– Ну, и… а что? – Посейдон заморгал, запустил пальцы в отливающую синевой копну на голове. Копна задвигалась – будто змеи вились между водорослей. – А как тогда?
Птаха над головой выдохнула последнее «ку» и замолчала, любопытная. Вильнул дымок от костра – бедром танцовщицы.
– Никак, – отрезал младший. – Будем тянуть жребий.
Посейдон аж просиял – жребий! Конечно! Как сам не догадался! Тянуть – вот прямо сейчас! Вот найдем три соломинки или три камня в шляпу бросим – а там уж Ананке выбирать, кто Восторг, кто Ярость, а кто Страх.
Средний носится по берегу ручья – камни подходящие ищет. Вот… вот для восторга… а этот для страха, а вот вообще дрянь какая-то, ее лучше выкинуть. Младший присел перед костром, обхватил себя за плечи, шевелит губами, глядя в пламя. За печенкой совсем забыл присматривать: подгорать начала.