Шрифт:
На соседнем холме изваянием ужаса замерла фигура лапифа. Скрюченная, пришибленная зрелищем, а может, не зрелищем, а моими словами: «их дворцы будут похожи на эту деревню». Гонец различил, что я смотрю на него, вздрогнул и со всех ног бросился по дороге – донести страх своему царю, своему народу…
– Хорошо, невидимка. Он запомнил.
Уран-небо досуха выжимал темно-синие тучи – выворачивал их наизнанку. На землю рушились небесные озера, вода летела на плечи водопадами, будто дед решил потопить карателя-внука, будто – старая ханжа – после свержения обрел чувство жалости.
Багровая ярость огня устала воевать с водой и позволила ливню довершать начатое. Пламя свилось в жирный черный дым, довольное сделанным. Шум дождя и мгновенно побежавшие ручьи исправно глушили все – и стоны снизу, и шепот Ананки за плечами.
Впрочем, я все равно знал, что она говорит.
– Ты упрямый, маленький Кронид… ты справишься.
А может, о том, что все идет как нельзя лучше: милый барашек Офиотавр заперт на Олимпе, Крон рыщет по всему миру в поисках призрака победы, и Восторг, Ярость и Страх разошлись сегодня верными тропами…
Я не ответил ей – по-ребячески глупо. Смотрел сквозь пелену воды на черный дым, играющий с пламенем в вечную игру – кто кого. Потом повернулся и побрел туда, где мокла под дождем недовольная квадрига.
Поездка не удалась: вожжи с чего-то раздрожались, а земля подскакивала под колесами, будто ее одолевает тошнота.
[1] Апата – вторая версия имени Аты.
[2] Лестригоны – мифический народ, дикари-людоеды огромного роста.
[3] Игумен – пятидесятник, руководитель отряда воинов.
[4] Нефела – богиня облаков.
[5] Хайре – (греч.) радуйся. Одно из обычных приветствий в античной Греции.
[6] Басилевс или басилей – в древний период – глава племени или союза племен. Позже – правитель небольшого поселения или города.
Сказание 6. О том, что перемирия не вечны
Мне снился сон. Я был мечом.
Людей судьей и палачом.
В короткой жизни человека
Я был последнею свечой.
О. Ладыженский
«Меня боятся называть по имени».
Века поглотили правду о роли старшего сына Крона в Титаномахии.
Аэды предпоч ли не давиться суровой истиной – и выкинули из песен деяния, оставив эпитеты.
Мрачный, Угрюмый, Неуживчивый.
Безжалостный.
Черным Лавагетом меня прозвали люди Серебряного века, о которых сейчас и песни не слагают: нечего и не о ком слагать. Век умылся водами Леты.
Век пресекла неумолимая рука – чья? Кто там теперь скажет. Этого тоже нет в песнях.
Кому охота разбираться, какими способами Олимп карал отступников. Аэдам хочется того, чем можно усладить слух почтенной публики. Истории о женитьбе Зевса на Фемиде и об их детях. Рассказа о том, как Посейдон похитил дочь Океана Амфитриту на своей колеснице и как стала она его женой. Песни о том, как суровая титанида Стикс изъявила желание помогать Кронидам в их борьбе и привела к трону Зевса своих сыновей. Повести о том, как кроноборец Зевс с помощью титана Прометея сотворил новый век – Медный – и люди этого века были горды и воинственны. Слухов о том, как Посейдон уговорил титана Атланта оставить сторону Крона и поселиться вместе со своими дочерьми Плеядами на краю света…
Кому охота петь о пожарищах деревень, разрушенных городах, уведенных в плен жителях. Кому какое дело до того, было ли лицо и имя у гнева Зевса?
Века не сохранили имени или лица.
Века оставили себе страх.
Волны играют в догонялки – ласково, шутя. Грозят друг другу – «вот, настигну!»
Смывают с песка следы ушедшего – что морю пролетевшие годы?
Море нынче в настроении пошалить. Покатать круглые камешки в водах прибоя. Выбросить на песок что-нибудь этакое – игрушками надо делиться. Море принимает в себя свет Луны-Селены и серебрится в ответ: «А я могу не хуже!»
Занятый этой игрой песок-скрипун неохотно откликается на тяжелую поступь, заглатывает подошвы сандалий. Обвиняющим глазом сощурилась перламутровая ракушка: чего тебя принесло, ночью-то?
А море радуется: тянется лапами прибоя, приглаживая берег, утихомиривая…
«Это же Аид, – шелестят волны. – Спокойно…»
Море в своем простодушии готово принять всех.
– Милый! Ах, как хорошо…
В бухте мы одни: иные нереиды брызнули врассыпную, как только заметили мое приближение. Берег опустел, будто по песочку не спеша прогулялся Убийца со своим неразлучным оружием.