Шрифт:
Услышав это, она рассмеялась; я чувствовал, что по какой-то причине она все еще дразнит меня. Причину я выяснил много позже.
– Ты выглядишь смущенным, Фалько. Тебе не нравится, когда обсуждают твою личную жизнь?
– Я тоже человек.
– О да! Под личиной крутого мужлана скрывается очаровательная личность.
Это была липкая нить паутины: неприкрытая умелая лесть. Я почувствовал, что у меня по спине побежали мурашки.
– Брось это, Зотика! Если ты намерена продолжать этот приятный диалог, то я попрошу меня извинить.
– Расслабься, Фалько!
Я продолжал сопротивляться.
– Я не нуждаюсь в лести. Я и так знаю, что у меня большие карие глаза, я остроумен…
– Тонко!
– И кроме того, я ненавижу рыжих.
Ее взгляд стал пронзительным.
– Что тебе сделали рыжие?
Я слегка улыбнулся. Некая рыжеволосая девица когда-то сбежала с моим отцом. Но я вряд ли мог обвинить в этом все племя огненноволосых; я знал своего отца, и я знал, что это была его вина. Мое мнение было исключительно делом вкуса: рыжие никогда не притягивали меня.
– Может быть мы поговорим о деле? – предложил я, не позволяя ей продолжить расспросы обо мне.
Северина наклонилась к столу, наполнила свой кубок, затем взяла мой и долила его до края. Так как я подозревал ее в убийстве трех мужей, один из которых был аптекарь, я не исключал возможности, что меня отравят, поэтому я был в растерянности. Зная историю Северины, любой разумный человек отказался бы принять угощение из этих изящных бледных рук. С другой стороны в этом уютном доме, убаюканный приятной беседой, когда тебе предлагают изысканные закуски, казалось было бы плохими манерами отказаться. Был ли и я обезоружен этим так же как все предыдущие жертвы?
– Так что я могу сделать для тебя, Фалько?
Я поставил свой кубок, и водрузил свой подбородок на сплетенные пальцы.
– Я отплачу за комплимент тем, что буду совершенно прям.
Мы разговаривали без резкостей, в открытую, хотя серьезность дела усиливала напряженность. Она смотрела мне прямо в глаза, их расчетливая холодность была смягчена удовольствием, которое она, очевидно, получала от торга.
– Мои клиенты, женщины из дома Гортензиев, попросили меня выяснить, какая сумма потребуется, чтоб ты прекратила отношения с Новом.
Северина так долго молчала, что я начал перебирать свои слова в голове, ища неточность в формулировке. Но, должно быть, именно этого она и ожидала.
– Да, это сказано прямо, Фалько. Ты, видимо, имеешь богатый опыт, в предложении женщинам денег.
– Мой старший брат был светским человеком. Он в свое время удостоверился, чтоб я освоил, как опускать пол-денария в лифчик шлюшки.
– Грубо!
– Разницы никакой.
Я исполнил обязанности того Фалько, которого она назвала крутым мужланом, Северина откинулась назад.
– Что ж, это лестно! Сколько готовы предложить мне эти ужасные Поллия и Атилия?
– Скажи им, сколько ты хочешь получить. Если твое требование будет чрезмерным, я посоветую им отказаться. С другой стороны, мы обсуждаем цену жизни…
– Хотелось бы знать, что это такое! – Северина пробормотала сердито, почти шепотом. Она выпрямилась еще сильнее.
– Фалько, я спросила о предложении из чистого любопытства. Я не собираюсь порывать отношения с Новом. Всякая попытка подкупа будет лишь оскорблением и пустой тратой времени. Я уверяю тебя, то, что меня интересует, это не его деньги!
Последняя часть была произнесена с таким пылом,что я посчитал себя обязанным зааплодировать. Северина Зотика тяжело дышала, но она подавила свое раздражение, потому как нас прервали. Послышалось царапанье. Занавеска дрогнула. На мгновение, я почувствовал себя озадаченным, затем под кромкой занавески показался злой клюв и зловещий глаз с желтым веком, а за ними последовала белая голова и двенадцать дюймов (или около того) серых перьев, оттенка от лунной тени до угольно-черного.
Я заметил, что настроение Северины изменилось.
– Я не думаю, что ты захочешь держать попугая, Фалько? – вздохнула она. По моему мнению, место птицам на деревьях. Экзотических птиц – с их отвратительными болезнями – лучше оставить на их экзотических деревьях. Я покачал головой.
– Все мужики ублюдки! – проверещал попугай.
XXV
Я был столь удивлен, что рассмеялся. Попугай передразнил мой смех, тон в тон. Я почувствовал, что краснею.
– Ублюдки! – повторил попугай одержимо.