В сторожке Гортензиев было пусто. Я прошел через сад, дважды осматривая каждый встречный темный куст. Рядом с домом факелы были воткнуты вдоль подъездной дорожки, некоторые еще горели, часть наклонились и дымили, а большинство уже потухли.

Было понятно, что семейство развлекается. Парадная дверь была распахнута, и в приемном зале горели лампы. Я смог почувствовать запах духов, которыми обрызгали приглашенных на ужин гостей – это был легкий, но приторный аромат роз, который мне кажется слишком похожим на запах тления. Но не было слышно ни музыки, ни чьих либо голосов. Затем из-за занавески показалась стайка слуг, беспечный вид которых говорил, что они остались без присмотра.

Один дурачился с бубном, другой потягивал вино прямо из горлышка золотого кувшина, то и дело капая на тунику. Они заметили меня, а я, в свою очередь, узнал среди них праздношатающегося Гиацинта, тощего раба, который в самом начале принес мне заказ. Как и на других, на нем была туника, с большим количеством орнамента, чем самой ткани; вульгарная смесь из ярких волнистых узоров, должно быть ливрея дома Гортензиев – ночью, как эта, невыносимо тяжелая и жаркая.

– Гляжу, вы тут развлекаетесь, – сказал я.

– Добро пожаловать, гость! Ходят слухи, что ты в тюрьме…

– Злобные сплетни! По какому поводу вечеринка – что-то особое?

– Просто ужин со старым знакомым.

– Деловая встреча или развлечения ради?

– Деловая…

Я должен был догадаться. В этом доме все посвящено делам.

– …У тебя назначена встреча? Поллия и Атилия обе легли спать.

Я усмехнулся:

– Мне не хватит храбрости беспокоить их в спальне!

Один из рабов захихикал.

– Можно позвать кого-нибудь из мужчин, – добавил Гиацинт.

У меня не было никаких отношений с Крепито и Феликсом. Возможно, было бы полезным поговорить с Новом, но если я хотел добиться чего-то большего, чем непринужденная болтовня за ужином, я должен был встретиться с ним наедине.

– Северина сегодня здесь, Гиацинт?

– Она была тут с полудня, но в последнее время я ее не замечал.

Кто-то сказал:

– Ее носильщики ушли; должно быть, она уехала.

– Могу ли я встретиться с Новом?

Молодой парень вызвался сходить узнать.

Рабы все еще перебрасывались шутками между собой, и им хотелось, чтоб я ушел. По счастью, ожидание не было долгим; парень вернулся и сказал, что Нова нет ни у себя, ни вместе с Феликсом и Крепито, хотя те и ожидали, что он присоединится к ним за бокалом вина поздним вечером.

Рабы потеряли ко мне интерес, но после того, как я зашел столь далеко, возвращаться ни с чем, было для моих натертых мозолей слишком обидно.

– Должно быть, с Новом что-то случилось, и он где-то тут!

Человек с золотым винным кувшином рассмеялся:

– В последний раз, когда я его видел, он согнулся и быстро бежал!

– Что-то из еды не пошло ему впрок?

Это была душная ночь. Моя туника неприятно облепила мои шею и грудь.

– Возможно, ее количество! – усмехнулся любитель вина. Я вспомнил жадность, с которым Нов, демонстрируя дурные манеры, вылизывал блюдо.

– Когда ты видел его бегущим?

– Около часа назад.

Я посмотрел на Гиацинта:

– Может он в уборной лежит отрубившись, или блюет?

Рабы обменялись поскучневшими взглядами.

– Может ли он позвать кого-нибудь, если с ним случится приступ болезни?

– Только затем, чтоб наорать, мол оставьте его в одиночестве. Он предпочитает уединение, если ему поплохеет от обжорства… – человек с кувшином был едким социальным сатириком, – …Во всяком случае, ты ему не очень то и поможешь; срать – это дело, которое и богачам приходится делать самим…

Гиацинт, который молчал, наконец вернул мне задумчивый взгляд.

– Посмотреть вреда не принесет, – сказал он.

Остальные отказались приложить усилия, так что поиски остались Гиацинту и мне.

Как и в большинстве домов, обладающих собственными удобствами, туалеты дома Гортензиев располагались рядом с кухней, так любая вода, которая выливалась из горшков и раковин, могла быть использована для промывки канализации. Дом вольноотпущенников мог похвастаться трехместным нужником, но мы нашли там только одного обитателя.

Гортензий Нов, должно быть, влетел в уборную, и тяжелая дверь за ним захлопнулась. Шум из кухни, где чистили посуду после званого ужина внезапно стих, и он остался один, в этом тихом темном помещении. Если бы он был достаточно трезв, чтоб понять, что происходит, он, должно быть, был в ужасе. Если бы он позвал на помощь, прежде чем ужасное расстройство желудка вызвало паралич, то никто бы его не услышал.