Крепко, словно остерегая упустить, держа меня за руку, Вовка решительно шагнул в проход - и вдруг встал как вкопанный, словно напоролся на что-то. Впрочем, он и вправду напоролся. С высоты (то есть низины) моего роста хорошо было видно, как из-за края стола выдвинулась нога (ну, голень со ступнёй) и преградила путь.

– Не спеши так, мальчик, глянь сперва на меня, - послышался женский голос.

Мальчик глянул и решил, что молча не получится. По выражению лица, наверное.

– Тё...
– он вдруг замолк на полуслове, солидно откашлялся и продолжал уже басом: - Скажите, пожалуйста, мужской туалет здесь есть?

– Мужской платный, - ответил голос. Это моего опекуна обескуражило.

– А... другого никакого тут нет?
– нарочитый детский басок растерялся и перешёл в обычный голос.

– Женского, что ли?
– усмехнулась вахтёрша.
– Так он тоже платный. Да и не грудной ты, чтоб туда проникать.

– Да нет, не женский, а...
– заминка.

– Отдельные кабинки, что ль? Они ещё больше платные. Вон, видишь на стене прейскурант?

Нас по-прежнему не пускали, но я зашёл сбоку и увидел тётеньку, сидевшую за столом, край которого суживал проход, разглядел по всей длине её ногу, остановившую "на всём скаку" Вовку. Нога была обнажённой, и я сперва подумал, что тётя - в мини-юбке, на которые я насмотрелся, гуляя по рядам. Но потом понял, что это всё-таки трусы - цветастые, как мамин домашний халат. Верх снизу был виден хуже, и только когда тётя встала и взяла швабру - то ли протереть пол, то ли давая нам понять, что разговор окончен, то стало видно, что сверху она в того же окраса лифчике. Всё вместе, я знал, называлось "бикини".

Насмотрелся я в рядах на топики и шортики покупательниц, но чтобы вот так, как на пляже... Да в белье или там в бикини даже мама дома себе не позволяет! Кстати, материя какая-то тусклая, словно давно не стиранная - или наоборот, часто застиранная.

– Мы ещё походим, - пытался тем временем сохранить лицо Вовка.

– Ну, походи, покопи, надуйся. Всё равно сюда ведь придёшь. Тогда тяни вперёд руку с денежкой, а не ногу без оной. Ну, до скорого!

Мы отошли в сторонку.

– Видишь, Сеня, здесь платно всё. Ты очень хочешь? До мамы дотерпишь?

Ну да, очень, а вот до мамы... Она мне быстро туалет устраивала, и терпеть не приходилось. Отсутствие денег не останавливало.

– Вов, а почему она раздета? Тут же не пляж.

– У неё там, на вешалке, халат висит. Знаешь, как мужчины, когда им жарко, снимают пиджак и вешают на спинку стула? А снаружи её и не видно почти, только когда заходишь. Так тебе приспичило или пока терпимо?

Я не знал, сколько вытерплю, поэтому на всякий случай шмыгнул носом.

Вовка увлёк меня в какой-то угол, где людей меньше, и, нагнувшись, зашептал в ухо:

– Ежели ты лопаешься, я и пожертвовать собой могу. Попробую прошмыгнуть "зайцем", она меня начнёт ловить, отвлечётся. Я... это... свяжу её боем. Тут уж ты не зевай, проходи в кабинку и дуй, только быстро, а то она со мной разделается и тебя в плен возьмёт.

Свяжет боем, в плен. Охоч же этот Вовка до военных слов!

– Она же крупнее и сильнее тебя, это же тётенька! Пинком выгонит и ещё подзатыльник даст, - усомнился я.

– Быстро не справится, я приём один знаю.
– Он ещё ближе придвинулся ко мне: - Расстегну ей на спине лифчик, а если повезёт - то и стяну. Женщины этого ох как не любят, у них же титьки в стороны расходятся. Пока она собой займётся, я ей все деньги, что она собрала, раскидаю, нехай ползает и собирает. Но это если только ты очень хочешь, крайний случай. Войну ведь придётся объявлять, сам понимаешь.

На моём лице, наверное, отразилось недоверие, потому что Вовка добавил:

– Не сомневайся, я это умею. Когда мать меня в детстве (хм-хм, взрослый какой!) мухобойкой бить собиралась, я ей всегда что-нибудь из одежды портил. Пояс халата выдерну или чулок спущу. Приходилось и лифчик расстёгивать, это вернее всего. Смешно: она меня этой грудью кормила, а чуть не визжит, как девушка-недотрога. Я забираю мухобойку и начинаю ею отмахиваться. А бикини ещё легче расстегнуть, чем бельевой лифчик.

Потом уже, когда мы припоминали этот случай, Вова добавил, что мама чаще всего передавала его отцу - для порки ремнём.

– Ремнём, поди, больнее?

– Тут не боль важна, а принцип. Не должна женщина наказывать мужчину, даже малолетнего. А тем более - какой-то мухобойкой, ставя на одну доску с мухами. С отцом же мы общаемся по-мужски и друг друга понимаем. Он может ударить сильнее - но не ударяет. Я могу заплакать и запросить пощады - но не плачу. Вполне достойное общение двух мужчин. Родись он позже меня и будь моим сыном - точно так же было бы. А женщинам меж нами делать нечего. Бей лучше мух на кухне!

Я представил себе, как Вовка выбрасывает руку и вынимает друг из дружки вложенные колечки, составляющие застёжку верха бикини. Тити, ещё не оголившись, враз расходятся в разные стороны, а он ещё тянет, стягивает с них лифчик. Интересно, крик будет? Или людей догадается не привлекать тётя? А что, если она в ответ ему коленкой наподдаст и быстренько себя в порядок приведёт? И даже если я успею прошмыгнуть "туда", то "обратно" путь будет уже отрезан.

Тут меня кольнуло в пузыре, я потерял самообладание и расплакался. Вот плачу, и всё тут, как Вова меня не успокаивай и на людей вокруг ни кивай.