Шрифт:
Конечно, я попытался освободиться, дернувшись всем телом, но он вцепился в меня мертвой хваткой, да и человек это был недюжинной силы. Самое скверное состояло в том, что я не мог пустить в ход руки, поскольку к ним уже были пристегнуты прозрачные механические крылья. А что, если взлететь с этим живым грузом, на высоте он сам поневоле отвалится? Рассудок тотчас дал знать, что мысль безумна: мощность аэропакета слишком ничтожна, чтобы поднять двоих, она рассчитана максимум на сто килограммов, а во мне одном восемьдесят.
К счастью, инстинкт следует впереди рассудка. Я распахнул руки-крылья еще до того, как поддался панике, и это меня спасло.
– Вы поднялись вдвоем?
– удивился Лефер.
– Нет, конечно, но я упустил из виду психологический эффект. Вы не представляете, друзья, какой невообразимый ужас появился на лице моего швейцарца, когда он увидел над собой распахнутые серебристые, словно у архангела, крылья. Он весь обмяк, хватка его ослабла, руки бессильно опустились и повисли, как плети, а голова склонилась к луке седла. То ли обморок, то ли благоговейная молитва, подумал я, взмывая в небо.
Со смешанным чувством облегчения и торжества смотрел я, как мои преследователи рухнули на колени, воздымая руки и громкими кликами благодаря господа за явленное им знамение. Впрочем, это было уже мимолетное впечатление, потому что аппарат быстро набрал заданную высоту. Лувр уменьшился до размеров игрушечного домика, а фигурки людей - до едва различимых букашек. Потом на темном фоне небосклона мелькнула раздвоенная, словно катамаран, берущий старт к звездам, громада Нотр-Дама. Сориентировавшись по собору, я скорректировал курс и через несколько минут с идеальной точностью приземлился в кустах терновника у монастырской стены, где меня ждал хронолет.
Ольсен с облегчением вздохнул, как человек, отчитавшийся за командировку.
– А теперь, друзья, - сказал он, - я удовлетворю ваше любопытство и потешу слух.
Ольсен раскрыл лежавший на столе таинственный ящик и извлек из него старинный инструмент.
– Лютня, подаренная его величеством Генрихом IV, королем Франции, путешественнику во Времени Ивару Ольсену, профессору истории Вселенского Университета.
– Он ударил по струнам и запел. Все подхватили:
– Эффектная концовка, - сказал Гринвуд.
– Вы большой мастер рассказывать. Притом какое совпадение! Можно подумать, Беранже догадывался, что люди из будущего своевременно предупредят веселого Анри, чтобы он дал Равальяку в ухо. Все-таки имеем мы право узнать, когда и каким образом старуха подстерегла его величество?
– Не понимаю вашего сарказма, - сказал Ольсен, бледнея.
– Не обижайтесь, Ивар, - мягко вставил Кирога, - но в самом деле неясно, чем все это кончилось.
– Вы же слышали мой ответ Генриху. Я действительно не знаю, потому что только что прибыл из XVII века и не успел заглянуть в энциклопедию.
– Вы это всерьез?
– спросил Лефер.
Малинин дернул его за рукав.
– Конечно, всерьез, - ответил он за Ольсена.
– Ивар прав, это мы должны сообщить ему, чем все дело кончилось. Можете не тратить время на энциклопедию, Ивар, Король Генрих IV был убит Равальяком 14 мая 1610 года.
Ольсен кивнул и стал вдруг усиленно растирать пальцами лоб. Малинин, встревоженный, подошел к нему.
– Что с вами?
– Пустяки, заболела голова.
– Ну-ка, дайте свою руку.
– Он достал миниатюрный карманный анализатор и приложил его к ладони Ольсена.
– Видите, пульс вялый, давление намного ниже вашей нормы. Вам надо прилечь.
– Пожалуй, - согласился Ольсен.
– Ступайте, голубчик. После таких подвигов и самому Геркулесу понадобился бы отдых.
– Скорее меня утомил рассказ. Когда все переживаешь заново… - Он не договорил и, сделав прощальный жест, вышел из холла.
4
– Что-нибудь серьезное, доктор?
– спросил Лефер.
– Не думаю. Обычное нервное истощение. Было бы мудрено, если б обошлось без этого. Помните, Кирога, как вы себя чувствовали, вернувшись из такого же путешествия?
– Еще бы. Теперь, когда этот задира ушел, признаюсь, что ему досталось куда больше.
– Кирога улыбнулся.
– Лично я предпочитаю иметь дело с игуанодонами.
Гринвуд щелкнул пальцами, требуя внимания.
– Завтра утром от нас ждут отчета, - сказал он официально.
– Будем прерываться или обменяемся впечатлениями по свежим следам?
– Я бы не прочь пообедать, - заявил Лефер.
– Потерпите, ничего с вами не случится, - грубовато возразил Гринвуд.
– Велите хоть принести бутерброды и пива.