Почти.

Никто навстречу ему не бежал, не распахивал изуродованную дверь, крича «Ты!» и бросаясь на шею.

Никто.

Ну, он же так и думал, верно? Ведь догадывался? Тогда чего упираться лбом в холодный равнодушный металл и закрывать в отчаянии глаза? Чего расстраиваться тишине по ту сторону? Чего сцеплять зубы, чтобы не произнести «Где ты?» Он же был уверен, что она больше здесь не живет, правда?

Почти.

— Эй, милок, чего там, не здоровится тебе, что ль? — как в хорошем фильме про плохого мальчика, открылась соседская дверь, и старушечий голос спросил.

— Нет, — он повернулся, выпрямляясь, и повторил, уже тверже: — Нет.

Вышедшая на площадку женщина осмотрела его с ног до головы, отмечая аккуратную стрижку, добротную ткань пальто и чистую обувь. Одобрительно прищелкнула языком и указала на дверь, возле которой он стоял.

— Ищешь кого?

Он не хотел отвечать. Какое её ср*ное дело, чем он занимается и кто ему нужен, но понимал: если соседка что-то знает — это в сто раз сократит поиски и потраченное время, что было крайне важно.

— Ищу.

— Взгляд уж у тебя больно тяжелый, милок, видно, должна тебе много.

— Кто?

— Та, которую ищешь, думаю.

— Должна, — решил подтвердить слова старухи, надеясь, что поможет ускорить процесс.

— Так и знала, — женщина покачала головой. — Всем должна осталась, всем, кто приходил, приходит и будет приходить. Всем, кто живет здесь.

— Часто приходят?

— Теперь уже реже, но бывает, ломятся. Правда, вид у них похуже твоего будет.

— Что она задолжала?

— Деньги в основном, вещи…Разное.

Ему стало тошно. Стало тошно так, что хотелось выблевать тут же, к ногам старухи, выплевывая свой желудок. Не мог дышать, будто диафрагму придавили огромным камнем. По конечностям заползали муравьи, поливая кожу кислотой.

Он подошел ближе и умудрился задать последний вопрос:

— И тебе должна осталась?

Соседка попятилась, почуяв запах злобы и не понимая, кем приходится этот солидный, красивый, пусть и мрачный, мужчина той, что раньше жила в восьмой квартире.

— Н-нет, — сказала правду. — Помогала ей, чем могла. Она же глупая, молоденькая совсем была…

— Не была — есть.

— Так говорят, что…

— Врут все.

— Кто будешь-то? — не сдержала любопытства.

— Много, видать, знаешь, раз состарилась уже. Больше тебе не надо — сдохнешь.

Он развернулся, обрывая дальнейший интерес, но женщина крикнула вслед:

— Оставила она кое-что!

Он резко остановился, словно на стену налетел, и занесенная над ступеней нога, вернулась обратно. Обернулся.

— Сказала «Отдашь ему», а кому именно — не сказала, добавила только, что узнаю его, будет отличаться от обычных людей. Смотрю теперь и понимаю, что тебе оставила.

Костя молчал, а женщина зашла в свою квартиру и через несколько минут вынесла маленький конвертик не типографской продукции.

Протянула ему:

— Держи, может, сгодится.

Он смотрел на белую бумагу, местами затертую, и как-то странно себя чувствовал. Не хотел об этом думать, да и показывать свое состояние не видел смысла. Старуха ему была чужой.

— Держи же, ну?

Он взял наконец и, кивнув, начал спускаться вниз, торопясь глотнуть морозного, но свежего воздуха. Бумага жгла пальцы, а тело потихоньку распадалось на молекулы. Он ещё не понимал до конца, что значило для него её отсутствие, что принесет за собой эта потеря, но уже на губах появлялся неприятный вкус, а в ноздри лез отвратительный запах. В голове расползался туман, мешая ясно мыслить.

Выйдя на улицу, он снова спрятал руки в карманы пальто, вместе с конвертом, и отправился в обратный путь. Главное, добраться до машины, припаркованной в километре отсюда. Главное, не сбиться с шага, оставить его твердым. Главное — не рассыпаться на части, подгоняемым ветром. Главное…

Ну, что же вы, — Костя оторвался от созерцания потолка и посмотрел в глаза администратору ресторана, — Марина Александровна, правильно?