— Некоторые стены только с виду кажутся глухими и несокрушимыми, — спокойно заметила Маргери, — но даже одна, самая маленькая трещина может обрушить эту твердыню. Любовь к твоей покойной мачехе сыграла с Бейлишем злую шутку, впрочем, эта дама вообще на редкость коварна, особенно к тем, кто так долго отвергает её. С ними она не знает пощады.

Примерно через час Маргери, не привлекая внимания, дала музыкантам отмашку играть что-нибудь повеселее, а вино, эль и вкусная еда сделали остальное. Мало-помалу атмосфера в трапезной разряжалась: громче зазвучали голоса, застучали кубки, полились тосты и здравицы. Конечно, это всё ещё было не назвать настоящим праздником, но, как громко выразился Тормунд: “Хоть дышать легче стало, а то сидим, как на поминках”. Даже Санса, казалось, немного повеселела, во всяком случае, она уже не скалилась и не съеживалась, когда новоиспеченный муж обнимал её или привлекал к себе для очередного поцелуя, правда, за рамки приличий не выходил, то и дело боязливо косясь на Джона. Сир Давос, взбодрившись от очередной порции вина, осмелел и пригласил на танец Маргери, добавив правда, что совершенно не умеет двигаться. В конце стола Арья увлечённо доказывала Тормунду преимущества меча перед топором; Мелисандра, потягивая вино, молчаливо наблюдала за происходящим; Фрида отобрала у дочери кубок с пивом…

***

— Тебе нужно расслабиться. Такими темпами ты скоро доведёшь себя до истощения.

В спальне царил полумрак, догорали поленья в очаге, отбрасывая на стены и мебель причудливые тени. Сквозняк из каминной трубы колыхал пламя свечей в серебряном подсвечнике. Джон сидел на краю постели, сцепив руки и наклонившись вперёд — всё в нём выдавало внутреннее напряжение, он словно застыл, в любой момент готовый к броску, и пребывал в этом состоянии последние пару недель.

— Грядёт война, и тебе понадобятся силы, — Маргери положила руку ему на бедро, — сам знаешь это лучше меня.

Джон понимал, что она права. Но в свете круговорота последних событий, рухнувших, как снег на голову, просто не мог вести себя иначе. А, возможно, просто разучился отдыхать. Даже сон его был чутким, и по ночам он открывал глаза от малейшего звука, мгновенно собираясь и готовый броситься в бой.

— Как ты думаешь, они сейчас…

— Хватит, — одёрнула Маргери, — не думай об этом. Бейлиш не Рамси. Кроме того, это совершенно естественно, ведь они теперь законные супруги.

Она развязала шнуровку, помогая ему снять дублет и рубаху.

— Ложись, — Маргери уложила его на живот и уселась сверху.

Джон послушно сунул руки под подушку и закрыл глаза. Услышал, как Маргери взяла что-то со столика, растёрла в ладонях, и в воздухе разлился тёплый и густой запах сандала. Мягкие руки скользнули по его плечам — сначала едва ощутимо, но постепенно набирали силу, сжимали, растирали, и Джон довольно замычал, чувствуя, как расслабляются под кожей напряжённые мышцы. Хрупкие руки Маргери оказались на удивление напористыми, она ловко стискивала и растягивала его, иногда, пожалуй, чересчур сильно, но то была сладкая, приятная и тянущая боль. Как-то незаметно её руки спустились ниже, к спине и бокам, вкладывая больше силы, и Маргери задвигала бёдрами в такт ладоням. Делала она это специально или нет, Джон не знал, но почувствовал, как истома сменяется возбуждением.

— Лучше? — прошелестел над ухом тихий голос.

— Лучше, но не легче, — усмехнулся Джон и попытался перевернуться на спину, но Маргери остановила.

— Ещё рано, — ласково проговорила она, издевательски проводя ногтями по бокам и наслаждаясь тем, как содрогнулось его тело.

Джон вздохнул, но попыток вывернуться больше не делал, покорно отдавшись во власть её скользких от масла рук.

— Что ты чувствуешь?

Меньше всего ему сейчас хотелось говорить. Тёплые ладони Маргери оглаживали его спину и бока, забирались под живот до пояса штанов, от которых уже хотелось избавиться.

— Что ты задумала какую-то изощрённую пытку, — промычал он, уткнувшись в подушку.

— Ответ неверный, — промурлыкала Маргери, оттягивая пояс, но в следующую секунду её руки вернулись обратно к животу.

Джон разве что не зашипел.

— Чувствуешь, это тепло? — горячо зашептала она, наклонившись так, что её грудь уперлась ему в спину. — Как оно разливается по твоему телу; сначала вот здесь, — тонкие пальцы прошлись по груди, задевая напрягшиеся соски, — потом здесь… — руки скользнули по животу, — чувствуешь, Джон?

Он чувствовал и, пожалуй, даже слишком. Наконец, Маргери, очевидно, решила, что с него станется, и позволила перевернуться на спину. Джон ухватил её за бёдра, но она и без того, не спешила уходить. Уселась поудобнее, положила руки ему на грудь и, наклонившись, медленно поцеловала. Краем глаза Джон увидел, как она взяла что-то с тумбочки, а приглядевшись, разглядел тонкую шёлковую ленту.

— Хочешь связать мне руки? — ухмыльнулся он.

Она не ответила, лишь улыбнулась краешками губ, и что было дальше, Джон не увидел — Маргери завязала ему глаза. Снова поцеловала, на сей раз коротко, почти невесомо и переместилась на шею. Джон откинул голову, подставляя беззащитное горло прикосновениям сухих тёплых губ. Когда она спустилась к груди и плечам, воздуха стало не хватать, но то были ещё цветочки, и когда он почувствовал прикосновение языка к животу, сердце бешено заколотило по рёбрам. Её тонкие пальцы тем временем ловко развязывали тесёмку на штанах, задевая, дразня.

— Маргери… — прошипел он, когда её губы остановились у пояса штанов.

Игритт никогда такого не делала, а Джон и не думал, чтобы предложить ей что-то подобное. Робб говорил, что это чертовски приятно, особенно, если девушка знает где и как ласкать языком, и лучше всего, когда…

— Седьмое пекло!..

Он замер и, кажется, забыл, как дышать. Маргери делала это неуклюже и не слишком уверенно, но это лишь будоражило сильнее — осознание того, что она ещё никогда… Джон сминал пальцами простыню, ёрзал, приподнимая бёдра, и стискивал зубы.