Шрифт:
Двенадцать дюймов до нее, десять…
– Вот и следы! – сообщил какой-то солдат, с треском продираясь сквозь заросли и пинком отправив в сторону хилые ветки, попавшие в пятно света. Лира поняла, что им конец. – Тут кто-то прополз!
Луч фонаря передвинулся еще ближе к воде. Он был настолько близко от ее носа, что Лира подалась назад.
– Нашел!
Яркий кружок замер. Если бы он был зверем, то мог бы лизнуть Лиру за подбородок.
Однако солдат на берегу развернулся и направился обратно.
– Мертвое или живое?
– Живое!
– Что-то не похоже.
Сколько их? Трое? Четверо? Трудно сказать. Сколько их всего – здесь, в болотах, с их фонарями, ботинками и ружьями?
– Помогите, – прохрипела Кассиопея.
– Господи Иисусе! Смотрите-ка, везде кровь! У нее, никак, пуля в спине.
– И в груди тоже. До исходного состояния это уже нипочем не восстановишь.
– Еще бы! Знаешь, как дорого они стоят? Нужна не одна сотня тысяч.
Что-то скользкое и тяжелое мазнуло в воде по руке Лиры, и она едва сдержала крик. Может, вокруг них кружат аллигаторы или змеи со скользкими черными туловищами и ядовитыми клыками?
Высоко над ними в идеально чистом небе холодно поблескивали звезды.
– Черт! Ладно… На раз-два – взяли?
– Ты чего, сдурел? Видишь, кровь? Зараза ведь именно так и распространяется.
– Только если съесть кусок. Ты голодный, парень?
Снова смех. Да, их точно трое, если не больше. Впервые в жизни вязкое темное чувство зашевелилось у нее в душе. Лира ненавидела солдат. За то, что они способны смеяться, и за то, что они боятся прикоснуться к Кассиопее. Ненавидела их непринужденную болтовню.
Может, она сама и выглядит как человек, но одновременно с этим – не естественнорожденная. Она – номер Двадцать Четыре.
Ненависть рассеялась столь быстро, как и накатила. Лира замерзла и измаялась. Она боялась. У нее не было сил злиться.
По крайней мере, солдаты собрались уходить. Они решили оставить Кассиопею.
– Оно почти мертвое, – бросил кто-то. – Ее подберут с утра санитары. – Послышались глухие удары – ботинком по телу. Лира погрузилась в воду еще на дюйм, пыталась избавиться от этого звука.
Будь здесь аллигаторы, они могли бы отгрызть Лире ноги, а она бы и не заметила. Или, может, она уже лишилась конечностей, и сейчас ее оглушала физическая боль?
Мысль оказалась настолько ужасной, что показалась ей забавной. Вдруг она сейчас стоит на двух культях и поливает болота кровью, как Кассиопея?
– Порядок. Они ушли, – произнес Семьдесят Второй.
Тьма смягчила его резкие черты.
Неожиданно Лира поняла, что она хохочет и дрожит. Солдаты убрались восвояси.
Болота стали тихи и недвижны, не считая очередного вертолета, пролетевшего в отдалении к Бэрел-Ки. Лира выбралась из воды следом за Семьдесят Вторым, поскальзываясь на грязи.
– А если они вернутся? – спросила Лира, сотрясаясь от озноба.
Хотя разве сейчас было холодно? Вон Семьдесят Второй совсем не мерзнет, да и медсестры вчера жаловались на удушающую жару. Вероятно, у нее просто что-то застряло в груди внутри и засело так же крепко, как металлическая пуля в позвоночнике Кассиопеи. Лире захотелось посмотреть на Кассиопею, убедиться, что та мертва.
Но она слишком устала.
– Они не вернутся, – заверил ее Семьдесят Второй. – Они закончат обыскивать болота и улетят. Во всяком случае, пока. Ложись, – добавил он.
Лира послушалась. Она вымоталась и даже не отстранилась, когда он устроился на земле рядом с ней. Вскоре Лира задремала и уже тонула в путаном жидком сне. Когда он приобнял ее, она вздрогнула и проснулась.
– В человеческом теле – куча нервных клеток, – пробормотал Семьдесят Второй, не отпуская ее.
– Знаю, – успокоившись, отозвалась Лира. – Десять триллионов.
И она снова заснула. Ей приснились десять триллионов нервных клеток: они светились, как звезды, в красном пульсирующем небе.
Глава 9
Лира проснулась разгоряченная и вспотевшая из-за сна, который не запомнила. Запах дыма стал слабее. На щеке коркой засохла грязь. Вчерашний шок миновал.
Лира мгновенно осознала, где находится, но не могла понять, что выдернуло ее из сна. Хотя что-то ведь разбудило!
Лира села и потрясла головой. Который час? Тело ныло. Судя по всему, было далеко за полночь. Рядом с ней лежал Семьдесят Второй. Он сопел, положив под голову сложенные ладони и приоткрыв рот. Во сне он казался намного младше.