Шрифт:
- А чего ты взъелась на него, ведь и не знаешь совсем, - пыталась усмирить внучку Алена.
- Бесит он меня, и все, - крикнула Майка и умчалась со двора.
Она гнала лошадь несколько минут, до самого ручья, где соскочила с седла, упала на траву и зарыдала. "Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Всех ненавижу, - била она кулаками по земле. Перед ней стояли лица всех парней, которым она готова была отдать себя всю и Елизар, с невинными карими глазами.
– Не верю. Не хочу «. Майка вскочила и прямо в одежде бросилась в ледяной ручей. Истерика закончилась, но слезы продолжали бежать по щекам, смывая все дурные воспоминания, все ее грязные желания, все плохое, чего и не было в ее жизни, но о чем она так страстно мечтала.
Майка замерзла, но вылезать на берег не хотела. "Заболею и помру, - решила она и побрела по колено в воде по каменистому дну ручья. Чума тем временем почуяв свободу, потихоньку направилась к дому, оставив наездницу одну. Начинало темнеть. Майка очнулась от своих мыслей, обнаружила пропажу лошади и решила вернуться. И как это бывает, (и многие посчитают это предсказуемым) поскользнулась на мокрых камнях и охнула от резкой боли в лодыжке. На четвереньках она вылезла из ручья и добралась до дерева, вокруг которого валялись сухие, довольно крепкие сучья. Одна коряга вполне годилась для передвижения. Насколько она смыслила в медицине, перелома у нее не было, скорее всего, просто растяжение, но лодыжка болела, и наступать на нее было невозможно. Майка стянула мокрую рубашку и, как смогла, перевязала ногу, оставшись в коротком топе. Судя по сгущающимся сумеркам, ужин в честь соседей уже давно должен был начаться, и лошадь - предательница, скорее всего, добралась до своего стойла. "Бабка, наверное, там с ума сходит. Надо идти". Майка сжала от боли зубы, поднялась, хватаясь за воздух, и поковыляла вдоль ручья в сторону дома. Скорость, конечно, была еще та. Майка несколько раз останавливалась и отдыхала. К тому времени, как она добралась к месту, где оставила Чуму, было уже совершенно темно. Она похромала по тропинке, петляющей среди кустов и деревьев почти наощуп, и вдруг услышала фыркание лошади: "Чума, ты что ли?" - обрадовано спросила Майка, и в этот момент, споткнувшись обо что-то в темноте, кубарем покатилась в заросли лопуха, вспомнив по дороге лексикон железнодорожных рабочих, с которым познакомилась прошлым летом.
Выбравшись из лопухов, она поползла к месту падения искать свою клюку, и обнаружила лежащего поперек тропинки мужчину, об которого она и споткнулась. Глаза ее уже привыкли к темноте, и Майка к огромному своему удивлению, узнала Елизара. Он был без сознания.
– Елизар!
– закричала Майка и со всей силы потрясла парня за плечи, - Что с тобой? Он застонал, приоткрыл глаза и, не видя ничего перед собой, протянул руку, запутавшись в распущенных Майкиных волосах.
- Майя? Ты? Майя, я тебя искал, - прошептал Елизар и снова отключился.
- Как тебя сюда занесло?
– ворчала Майка, ощупывая лежащего без движения парня, в надежде найти мобильный телефон и совсем забыв про свою ногу.
– Как я тебя дотащу? У! Ненавижу!
Телефона не было, оставалась одна надежда на бабку с Мартой. Должны же они отправиться на поиски. Майка почувствовала, как она замерзла. Зубы выстукивали морзянку, и ее всю трясло, а рядом лежало такое теплое, такое притягательное, а главное недвижимое мужское тело. И майка сдалась. Она прижалась к Елизару и положила голову на грудь, как раз там, где три родинки в один ряд. Когда через пол-часа свет фонариков выхватил из темноты двоих лежащих на тропинке молодых людей, испуганные бабка и Марта облегченно вздохнули и улыбаясь замерли в сторонке. Обе пропажи, крепко обнявшись, спали.
Утром Майка открыла глаза и поняла, что лежит в кровати в бабкином доме. "Как я сюда попала?" - Майка хотела встать, но боль в ноге остановила ее попытку. К тому же она ощутила неприятные ощущения в горле.
– "Простыла-таки", - подумала Майка и закрыла глаза. Но что-то было не так, ее не покидало ощущение чужого присутствия. Майка снова открыла глаза и повернула голову. Предчувствия ее не обманули, у противоположного окна, на бабкиной кровати в ворохе подушек лежал Елизар и с улыбкой смотрел на Майку. Его голова была перевязана, а у изголовья стоял табурет с бабкиными отварами в стаканах. Майка вспомнила, как ночью прижималась к этому ... что б его... и покраснела до корней волос, но взгляда от парня не оторвала.
– Привет!
– так ласково, что у Майки остановилось дыхание, сказал Елизар, - а я тут у вас болею.
- Я тоже, болею, - прохрипела Майка.
– Горло болит. В комнату, гремя тарелками, вошла бабка Алена.
- Проснулись, лазаретники? Ох, и напугали вы нас! Сейчас будем бульон кушать, я по случаю вашего нездоровья петушка забила. Наваристый петушок!
– бабка налила в тарелки ароматного бульона и сунула одну в руки Майки, - ты сама поешь, чай руки целые.
– Сама же уселась на кровать к Елизару и начала кормить его с ложки, не смотря на всего его попытки сопротивляться.
- А ну цыц!
– прикрикнула она на парня, - сотрясение у тебя, лежать надо.
Елизар смирился и послушно тянул с ложки теплый бульон, причмокивая, как младенец. И Майка поймала себя на мысли, что с удовольствием заменила бы свою бабку за этой работой. В комнату влетела Марта: "Ну, вы даете, то одна пропала, то второй. Вы нас чуть с ума не свели. У тебя нога, у этого голова, - подсела она к Майке, - как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - ответила Майка и шепотом спросила, - а как Елизар там оказался?
- А мой брат - рыцарь печального образа, - нарочито громко ответила Марта, - лошадей только в кино видел, а туда же, спасать: "Где Майя, где Майя?". Вот с Чумы и свалился, индеец фигов. Хорошо, что голову не свернул, а только шишку набил.
– Елизар, что-то хотел ответить, но бабка Алена, засунула ему в рот ложку с бульоном, а на Марту прикрикнула, что бы "не шумела при больных, а пошла бы лучше курей покормила". Марта чмокнула в щечку Майку, показала язык брату и выскочила на улицу.