И он ушел в раздевалку, страстно желая оказаться дома. К его раздражению, тот мальчик, извиняясь, последовал за ним. Каспар как раз собирался избавиться от него, когда ему пришло в голову, что Малколм мог бы с ним подружиться — или он мог бы, если ему придется быть Малколмом до конца жизни. Так что по пути они обсуждали, как ужасен Дейл Кёртис. Розовые футбольные мячи по-прежнему лежали в раздевалке. Никто не захотел их даже украсть. Малколм тоже был там, с ужасом глядя на мячи.

– Что это такое?
– спросил мальчик.

– Глазные яблоки людоеда, - ответил Каспар.

Малколм зашелся не совсем здоровым смехом.

– У него не все дома, да?
– спросил мальчик.

– Нет, но сегодня он немного сам не свой, - сказал Каспар.

Они с Малколмом пошли домой вместе, прижимая к груди мячи и скорбно размышляя о всех возможных неприятностях и недопониманиях, ожидающих их дома.

– Но никому не рассказывать, - настаивал Малколм.

– Ни одной проклятой душе, - согласился Каспар.

– Каспар подружился с Малколмом, - доложил Джонни Гвинни. – Можешь себе представить? В доказательство этого у обоих есть розовые футбольные мячи.

– Зачем?
– спросила Гвинни.
– Можно взять у тебя плитку ириски?

– Только если ты уйдешь. Мне надо заняться экспериментами. Если хочешь знать мое мнение, в этом есть нечто зловещее. В школе Каспар был ужасно странным.

Каспар был абсолютно уверен, что Джонни что-то подозревает, но ничего не мог поделать. Он старался изо всех сил, чтобы вести себя как Малколм. Поднявшись в чистую комнату, он аккуратно положил розовый мяч в застекленный шкаф, как наверняка поступил бы Малколм. Но как только вошел Дуглас, Каспар понял, как мало на самом деле знает о привычках Малколма, и удрал вниз, пока Дуглас не начал задавать неудобные вопросы. Там он обнаружил, что Малколм справился со своей частью трудностей. Войдя в кухню Каспар, увидел, как Малколм помогает Салли собирать ужин и весело болтает с ней. Салли, думая, что это Каспар, счастливо отвечала ему.

Каспар стоял в дверях, охваченный ревнивой яростью и подозрением. Он знал, что неблагоразумен. Он знал, что теперь Салли должна быть матерью и Малколму тоже. Но не мог побороть ощущение, что это ужасно коварный трюк. А самое худшее состояло в том, что Малколм выглядел таким веселым, и у Каспара возникла ужасная мысль, что, если они и найдут антидот, Малколм так наслаждается своим пребыванием в теле Каспара, что может захотеть в нем остаться. И что тогда будет с ним? При первой же возможности Каспар поймал Малколма в столовой.

– Ты жалкий воришка! Чего ты добиваешься, подлизываясь к моей матери?

– Я не подлизываюсь!
– возмущенно возразил Малколм.
– Я держался подальше от Джонни. И с Салли приятно разговаривать. Она мне нравится.

– Но не когда она думает, что ты — это я. Почему ты не разговариваешь с ней так в собственном облике, если она тебе так нравится?
– спросил Каспар, стиснув зубы.

– Потому что это непросто. Потому что Дуглас… В любом случае, ты же не думаешь, будто мне нравится быть тобой, а?

– Нет, но мне нравится, - ответил Каспар и помчался к кабинету Людоеда, испытывая одновременно гнев и облегчение.

Однако настоящая проблема возникла после ужина, когда Людоед потребовал мира и тишины, и все убрались наверх. Тогда Каспар вынужден был пойти в ту же комнату, что и Дуглас, и усиленно стараться вести себя как Малколм перед человеком, который, вероятно, знал Малколма лучше всех. Он страшно нервничал. Дуглас сел за стол у окна и разложил кучу книг. Надеясь, что поступает правильно, Каспар сел напротив и открыл школьный рюкзак Малколма. В качестве Малколма, ему задали французский и математику. Он начал писать задания мелким аккуратным почерком Малколма, но со своими собственными мозгами, которые нашли задания легкими и скучными. Таким образом, у него оставалось немало резерва, чтобы поразмышлять, и он невольно подумал, что работать таким образом — вместо того, чтобы валяться на неопрятной кровати, как он обычно делал — очень по-взрослому и даже приятно. Он начал чувствовать некоторое самодовольство и заинтересовался, справляется ли Малколм так же хорошо.

– Эй, Малколм, - внезапно позвал Дуглас.
– Кто был правым полусредним в «Шеффилд Уэнсдей» [5] в 1948 году?

Каспару и во сне не могло привидеться, что Малколм знает такие вещи. Он не имел ни малейшего представления. Всё равно, как если бы Дуглас спросил у него на китайском про яичницу.

– Не знаю, - ответил он.
– Я забыл.

– Ты это брось, - сказал Дуглас.
– Вчера ты знал.

– Но с тех пор у меня случился… случился провал в памяти, - в отчаянии придумал Каспар.
– Думаю, это что-то вроде инсульта.

– У детей не бывает инсульта, - сказал Дуглас.

Он поднял взгляд и в первый раз пристально осмотрел дрожащего Каспара.

– Ты опять играешь в скрытность? Я думал, что исцелил тебя от этого.

– Нет-нет, - ответил Каспар.
– Это амброзия, или как там. Для этого есть название.

– Амнезия, - поправил Дуглас, пристально глядя на Каспара.
– Что ты замышляешь? Опять сотворил что-нибудь глупое с этим химическим набором?

– Нет… Ну, в некотором роде.

Дуглас, выглядя весьма угрожающе, начал подниматься со стула. Каспар отодвинул свой назад и напряг ноги, приготовившись.