печальным и величественным одновременно. Ему было более ста лет. Сверху донизу фасад здания украшали скульптуры и лепнина, оконные проемы верхних этажей были выполнены в форме арок с колоннами и узорами. Грозные титаны, закутанные в клочки материй, поддерживали небольшие открытые балконы. Верхушку здания венчали скульптурные композиции мифических чудищ - горгулий, мантикоров, грифонов и гарпий, сфинксов и мифологических героев, борющихся с ними, восседая на крылатых пегасах. Чудища будто карабкались на острую верхушку крыши здания, пытаясь его захватить, а греческие герои удерживали и сбрасывали их вниз, наблюдали за прохожими с крыши здания и заглядывали в окна, свисая на краю. Не каждый рискнул бы жить в таком здании. Выполненные в стиле неоготики серые стены с белоснежными фасадами внушали чувство ничтожности и угрюмости всего сущего. На верхнем этаже было всего две квартиры. Та, которую мне показывали, была просторной и светлой. Большая квадратная кухня перетекала в гостиную с огромным балконом, который выходил на главную улицу. Далее располагались уютная спальня, широкая ванная и гардероб. Из окон открывался великолепный вид на город и соседние дома. К тому же здание находилось недалеко от места моей работы, и я мог бы добираться туда за

короткое время. Меган - моя риелтор - сообщила мне, что бывший хозяин квартиры пожертвовал ее благотворительному фонду, который и выставил ее на продажу. Меган уже устала от меня и была бы рада более никогда мне не звонить и не видеть меня. Однако ее удерживала мысль об огромной комиссии за продажу квартиры. Пожалуй, с одной такой сделки она могла бы обеспечить себя всем необходимым на полгода, но, очевидно, жадность не знает границ. Несомненно, такая девушка, как она, не смогла бы довольствоваться малым. Ей были необходимы самая дорогая одежда, элегантные деловые костюмы, подчеркивающие ее шикарную фигуру, вытесанную самыми лучшими врачами-хирургами и тренерами, классические сумочки из крокодильей кожи или замши. Меган нуждалась в дорогой косметике, которая бы сохраняла ее красоту, в драгоценностях для подчеркивания статуса и самых модных мелочах, ужинах в фешенебельных ресторанах, отдыхе на самых модных курортах. Ради этого она каждый день моталась по городу на бездну встреч с дотошными покупателями, любезно улыбалась им и мечтала поскорее попасть домой и отдохнуть в одиночестве. Любезность и широкая улыбка стали неотъемлемой частью ее жизни и поведения. Она старалась быть любезной даже в постели... Решение о покупке не заставило себя долго

ждать, и сделка состоялась на следующий же день. Для обустройства квартиры я не стал приглашать дизайнеров, как этого требовал престиж. Я следовал своим желаниям. Так, в моей спальне появилась широкая удобная кровать с высоким изголовьем. Лежа на ней, я чувствовал себя на небесах. Еще в спальне поставил шкаф для белья, невысокий комод из черного дерева и напольный светильник. На пол бросил светлый мохнатый ковер. Над кроватью повесил панораму Бостона, которую подарили друзья в память о годах, проведенных в альма-матер. На комоде рядом с кроватью я поставил светильник и одну-единственную фотографию матери, найденную в детских книгах, когда собирал вещи и переезжал в колледж. Не знаю, кто ее туда положил, но я был безгранично рад этой находке. Широкое окно в моей спальне закрывалось тяжелыми льняными шторами. Сюда я никогда не приводил ни женщин, ни друзей. Это была моя тихая гавань цвета меда и топленого молока, где я хранил лишь необходимые и драгоценные воспоминания, хотя изредка здесь и бывали настоящие бури. Гостиная отличалась от спальни изобилием удобств, техники, мелочей и предметов искусства, заполнявших пустое пространство. Это было место для веселья. Первое впечатление - самое главное, и она не оставляла шансов для разочарования.

Практически повсюду стены заменяли панорамные окна. Огромные стекла по моему желанию могли менять оттенок, затемняться или же обретать рисунок, превращаясь в любой витраж, какой только моя фантазия пожелает. Но я предпочитал великолепный вид на улицы города. Напротив стены поставил кожаный диван. По бокам от него стояли две белые тахты. В центре - маленький кофейный столик. На полу лежал персидский ковер тигровой раскраски. С потолка свисали две огромные люстры, похожие на голову горгоны Медузы со множеством лампочек и кристаллов. Позади дивана стоял винтажный бар, наполненный дорогими стаканами и бокалами, звонкими бутылками с цветными и прозрачными алкогольными жидкостями. На стене висела огромная сенсорная мультимедийная панель, служившая телевизором, игровой приставкой, радио, компьютером, прочими техническими необходимостями и даже будильником. Она управлялась как жестами, так и голосом. По центру стоял обеденный стол из красного дерева с десятью стульями с позолотой, обтянутыми темно-коричневой парчой. На столе размещалась старинная хрустальная ваза с пионами - любимыми цветами матери, как мне однажды сказал отец. На стене в зале висела картина современного художника. По правде сказать, она

была совершенно бессмысленной и абсолютно не соответствовала своему названию, но мне очень нравились краски этого полотна. Также в квартире было две ванных: гостевая у входа и хозяйская возле спальни. Кроме этого, у меня был огромный гардероб рядом с хозяйской ванной. Пожалуй, туда вместилась бы еще одна моя кровать. Кухня была совмещенной с гостиной, и ее окна выходили сразу в две стороны. Можно было готовить кофе или мыть посуду и наслаждаться видом на соседние здания, на пробки в центре города, рассматривать солнечные блики на крышах дорогих машин, старых домов и огромных стекленных небоскребов. Возле входной двери по обеим сторонам стояли открытые этажерки, заставленные рамочками, статуэтками, наградами, альбомами, сувенирами из поездок и командировок, цветами и прочими модными вещами. Рядом возвышался шкаф для верхней одежды. Прихожая красиво соединялась с гостиной и кухней. Пол здесь был выложен древесиной черного палисандра. Все освещение, терморегуляция и техника в доме, включая кухню, и даже вся жизнь в моей квартире могла управляться с одного пульта, висевшего возле входа в спальню. Маленький прозрачный сенсорный дисплей выглядел, как милое украшение на стене, и в то же время служил мозгом всего

жилища. Рассматривая свою квартиру, я чувствовал себя господином не только ее стен, но и всего мира. Я видел зависть в глазах гостей, посещавших ее, восторг, удивление. И эти немые эмоции давали мне некую окрыляющую силу и в то же время приземляли меня, побуждали задуматься о смысле всего этого. Я упорно карабкался вверх по социальной лестнице, выслуживаясь перед высшим руководством и работая над собой. В мое время было важно озвучивать новые мысли, проявлять индивидуальность, но не выбиваться из толпы. Я органично вписывался в высшее общество, создавал свой имидж и принимал все неписаные правила, законы и нормы социума, отбрасывая все старое, словно порванные перчатки. Сначала я был очень удовлетворен своими успехами, новыми знакомствами, друзьями, женщинами. Но со временем это перестало приносить мне радость, и я стал чувствовать пустоту внутри. Я практически перестал общаться с отцом. Он все так же был поглощен работой и его мало интересовало происходящее в реальном мире. Я изредка звонил ему, но мы даже не знали, о чем говорить. Иногда просто молчали в трубку. Также я часто вспоминал свою мать. Я смутно помнил ее тонкий силуэт, склонившийся над моей кроватью. Вспоминая, как она гладила меня по руке, я будто

вновь чувствовал нежность тепла ее материнских рук. Но как бы я ни силился, моя память не могла воспроизвести ничего, кроме ее голоса, все так же продолжавшего напевать колыбельную. Она ускользала от моей памяти, скрываясь от меня в сером размытом тумане сознания. Мне казалось, что она разочаровалась бы во мне. Но жизнь текла быстрой рекой, и в ней не было времени для мыслей и сомнений. Я спешил уловить каждый момент и прожить каждую секунду, пытаясь заполнить ее смыслом и делом, выжать из ее все краски и соки, но безуспешно копошась и путаясь в собственной жизни. Пытаясь понять, что же действительно важно, что принесет счастье, я бесцельно терял драгоценные мгновения жизни и шансы совершить поступок. Разменивал ее на существование и следование. От меня требовали действий, и я выполнял все требования, становясь полноценным полезным членом общества, живо вливающимся в общий поток существования. Со временем я смог купить себе новую быструю машину, блестящую и привлекающую внимание ревом двигателя и современными формами. Она была вызывающего ярко-красного цвета, демонстрирующего агрессию, силу и авторитет. Ее знаком был трезубец. Не секрет, что машину мне оплатила компания за мою собачью преданность и покорность. А когда мне начинало оказаться, что

вот я уже на самой вершине успеха, мне представляли что-то новое, показывали новую вершину, цель всей моей жизни. И я вновь стремился к ней и вновь достигал ее, но не ощущал удовлетворения и бежал дальше, за новыми целями, которые передо мной ставили компания и общество. Парадокс в том, что в глубине души я понимал, что счастье не в этом, но безоговорочно следовал всем указаниям по достижению этих крайне необходимых благ.

2

Шел второй месяц весны. Однажды утром, проспав, так как не услышал сигнал будильника, я в спешке собрался на роботу, набросив первое, что попалось под руку. На удивление это был мой любимый "счастливый" серый костюм с белой рубашкой. На дороге была огромная пробка, все сигналили, кричали, некоторые ели в салонах дорогих машин, злились, что опаздывают на роботы, иные пытались с помощью планшетов выполнять свои трудовые обязанности, сидя в автобусах. Мне пришлось идти пешком, оставив машину на паркинге. Не успевая позавтракать, я заглянул в кофейню взять с собою какой-нибудь горячий напиток. Кофейня была практически пуста - лишь один человек стоял у прилавка и ждал