– Тогда задавайте.

– Вы намеренно скрывали от ордена важнейшую информацию относительно Левиафана?

Гундольф кожей ощущал растущее в зале напряжение. Каждый рыцарь сейчас сопоставлял различные детали рассказа фон Кильге, каждый по мере сил прощупывал его ментально, пытаясь определить ложь, каждый не доверял, каждый…

– Гундольф не смог сразу отправиться в Хайклиф по моей вине, - прозвенел вдруг голосок Арны - впервые с начала совета.
– Я… я должна была отправиться в Мидиград и…

Ее оборвал звук распахнувшейся двери и голос совсем еще молодого рыцаря, недавно получившего цепь и на заседании совета исполнявшего роль герольда.

– Рыцарь ордена Грифона, сэр Дильгерт!

– Досточтимый совет, уважаемые сэры, братья - я прошу прощения за опоздание, - в зал не вошел - влетел очень красивый молодой человек, одетый как небогатый дворянин.
– Час назад на наш штаб на улице имени магистра Кольда напали люди фон Кильге…

Договорить он не успел. В зале резко похолодало, каждый ощутил некий ирреальный, пронизывающий до костей ужас. Мгновенно погасли все светильники, помещение на секунду погрузилось во тьму. А потом внезапно осветилось ярким факелом, в который, казалось, обратилась Арна. Синие браслеты-оковы на ее запястьях и щиколотках, ранее блокировавшие почти всю силу девушки, разлетелись мелкими осколками, кожа побелела, волосы разметались по спине, а незрячие глаза запылали ледяным синим свечением.

– Предатель, убийца, зло во плоти, - безэмоционально проговорила Танаа, простирая вперед руку, объятую холодным белым пламенем.
– Сегодня ты преисполнил чашу терпения Его. И сегодня твое существование в Мироздании должно прекратиться.

Огонь устремился с ее ладони вперед, огибая ошарашенных, парализованных неведомым ранее ужасом рыцарей. Добравшись до сэра Дильгерта, пламя на миг застыло, образовывая вокруг приговоренного льдистую, искрящуюся сферу - а потом резко сжалось в одну точку, пронзая насквозь то, что еще минуту назад было человеком, по крайней мере - внешне. Рыцарь страшно закричал, все его существо охватил нестерпимый, невыносимый страх пред черной бездной небытия - а потом он погрузился в эту бездну, просто перестав существовать. Опустошенное, лишенное жизни, души и разума тело тяжело рухнуло на каменные плиты пола.

– Да будет на все воля твоя, Создатель, - прошептала Арна, медленно опуская руку.

Глава V

Ахенский рубин

– Вы столь настойчиво добивались встречи со мной, шевалье, что я принял решение все же удовлетворить ваше желание. И теперь выражаю надежду, что вы меня не разочаруете и мне не придется сожалеть о потраченном времени, - эта фраза, несмотря на некоторую ее напыщенность, прозвучала на удивление искренне и как-то… тепло, что ли?

– Поверьте, сожалеть не придется, - усмехнулся Легран т’Арьенга, внимательно изучая сидевшего перед ним рыцаря.

Гундольф фон Кильге, самый молодой магистр за всю историю существования ордена Грифона, оказался человеком лет двадцати - двадцати пяти, среднего роста и атлетического сложения. Темные волосы стянуты в хвост, перехваченный шнурком. Взгляд серых глаз - неожиданно серьезен и мудр. Слишком мудр для человека, не прожившего и четверти века.

– Зависит от вас, - пожал плечами Гундольф.
– Итак, вас зовут Легран т’Арьенга, вы родились и выросли в Мидиграде, позже много путешествовали и многого добились… и не только в хорошем смысле. Прославились в определенных кругах как неисправимый бабник, пьяница, скандалист и авантюрист. Там, где вы появлялись, на время вашего пребывания забывалось само понятие “спокойствие”. Вас обвиняли во многих преступлениях, от грабежей и убийств до государственной измены, шпионажа и черного колдовства, но до недавнего времени вам удавалось каждый раз выходить сухим из воды. Пару месяцев назад после темной истории при дворе, в которой, по слухам, замешан сам император, вы резко растеряли всех своих покровителей и бежали из Мидиграда. По вашему следу пущены лучшие ищейки Тринадцатого департамента, - при этих словах т’Арьенга заметно побледнел.
– За вашу голову назначено суммарно столько золота, что я даже не уверен, каждый ли рыцарь-Грифон сумеет устоять перед таким соблазном. И с этаким “послужным списком” у вас хватает наглости открыто приехать в Хайклиф, напроситься на личную встречу со мной и утверждать при всем том, что вы можете быть полезны ордену. Поправьте меня, если я где-то ошибся.

Несмотря на резкость и некоторую недобрую насмешливость этих слов, тон Гундольфа оставался ровным, а порой по губам магистра даже проскальзывала тень улыбки. Легран глубоко вдохнул, формулируя ответ. Он долго готовился к разговору с фон Кильге, и теперь тот вряд ли мог бы удивить чем-либо хитроумного авантюриста, неоднократно обводившего вокруг пальца лучших сыщиков Шестого - полицейского - департамента.

– Вы одновременно и правы, и ошибаетесь, - мягко проговорил т’Арьенга.
– Да, я действительно, как вы изволили выразиться, “неисправимый бабник, пьяница, скандалист и авантюрист”. Однако первые три определения являются лишь производными от последнего, самого главного. Да, я авантюрист, я авантюрен по складу ума, души, характера, чего угодно!

– Шевалье, я не сказал бы, что меня так сильно волнуют черты вашего характера, - оборвал начавшего было входить во вкус очередного повествования о своей жажде приключений Леграна Гундольф.
– Меня, скорее, интересует список ваших преступлений и то, как вам каждый раз удавалось выкрутиться, а также причина, что позволила вам набраться наглости для визита в Хайклиф.

– Вот вы в первый раз употребили куда более подходящее выражение: выходить сухим из воды, - авантюрист шутливо поклонился.
– Понимаете ли, зачастую мне и впрямь везло - я выходил сухим из воды… но лишь потому, что сама вода была суха.

– Вот только не надо рассказывать, что каждое выдвинутое против вас подозрение и обвинение являлось следствием происков ваших врагов, - фон Кильге несколько поскучнел.

– Ни в коем случае, - в темно-карих глазах шевалье блеснули озорные искры.
– Скажу больше: несправедливо обвиняли меня куда реже, чем мне удавалось избежать обвинения в том, что я и впрямь натворил. Но я готов поклясться чем угодно, пусть даже магическим, что в шпионаже, государственной измене и черном колдовстве я не был замешан никогда. По крайней мере, сознательно.