Ни письма, ни телефонного звонка. Шони не позвонит, пока я жива…

Всего лишь маленькая шишечка, сказала Мардж. Сказала месяц назад. Всего лишь маленькая шишечка. А теперь ее нет, умерла. Всего лишь маленькая шишечка, сказала она. С кем я буду играть в маджонг?

Четверг. Сегодня четверг. В четверг в культурном центре играют в пинокль.

Не обязательно слова, а зачастую просто образы, передававшие тревоги, печали и угрюмость старости, немощь и одиночество – все это обрушилось на Бремена, пока «Кадиллак» медленно двигался по широкому шоссе. Четверг, как узнал Джереми, был днем пинокля в большинстве трейлерных стоянок и кондоминиумов этого города, а также следующего, через который они проезжали. Но всем этим людям предстоит пережить долгие дневные часы и липкую флоридскую жару, прежде чем опустится вечерняя прохлада и они окажутся в комфорте и безопасности культурного центра. В тысячах домов на колесах и кондоминиумов мерцали экраны телевизоров и гудели кондиционеры – пенсионеры и инвалиды устраивали поудобнее свои старые кости и ждали, пока спадет дневная жара и они смогут провести еще один день в кругу друзей.

Бремен увидел в мыслях Ванни Фуччи внезапную, ничем не спровоцированную вспышку – вор разозлился на Бога. Ужасно разозлился на Бога.

В тот долбаный день, когда Нико…

Его младший брат, увидел Джереми, с такими же темными волосами и карими глазами, только красивее и мягче.

В тот долбаный день, когда Нико принимает постриг, я забираюсь в эту долбаную церковь Святой Марии и краду эту долбаную чашу для причастия. Ту самую чашу, которую я подавал отцу Доменико, когда был долбаным служкой. Ту же самую долбаную чашу. Никому она не нужна. Никто не хочет прикасаться к этой долбаной штуке. Долбаные психи, так их… Нико принимает свой долбаный постриг, а я брожу по долбаным улицам Атлантик-Сити с этой долбаной чашей в спортивной сумке. Никому не нужна эта долбаная штуковина. Образ плачущего Ванни Фуччи, бросающего чашу в затопленное приливом болото позади череды казино. Руки его протянуты к небу, кулаки сжаты, большие пальцы просунуты между средними и указательными. Фига… fica… Бремен понял. Ванни показывал Богу кукиш – самый неприличный жест, известный в то время юному вору.

Будь ты проклят, Бог. Пропади ты пропадом, грязный старикашка.

Джереми заморгал и тряхнул головой, пытаясь избавиться от нейрошума, идущего со стоянки трейлеров, мимо которой они проезжали. Не похоже, что Ванни Фуччи намерен его убить. Пока. Фуччи не хотел осложнений и уже жалел, что не оставил ошалевшего ублюдка на острове. Или не взял с собой Окурка. Окурок завалил бы этого чокнутого прямо с лодки и даже не оглянулся бы.

Бремен стал придумывать хитрый план. Используя то, что он уже знает, можно завести разговор с Ванни, сказать, что его, Джереми, тоже прислал Дон Леони, которому просто требовалось подтверждение, что дело сделано. Бремен представил, как отвечает на вопросы похитителя. Окурок? Да, конечно, он знает этого психованного ублюдка, коротышку Педро Рикана. Помнит ту ночь, когда Окурок расправился с братьями Арманци, – старшим, с пластиковым протезом вместо ноги, потерянной на Второй мировой, и тощим младшим в его блестящем синтетическом костюме. Ему даже не понадобился пистолет или нож – только свинцовая труба, которую он возил в багажнике. Окурок встретился с братьями Арманци, привез в Бронкс, зашел сзади и расколол им черепа, прямо на глазах той польской бабушки с жирными белым лицом, черным шарфом и пластиковым пакетом, из которого на мокрый тротуар посыпались долбаные апельсины…

Бремен покачал головой. Нет, он этого не сделает.

Они миновали цепочку озер, и теперь их окружали ранчо, где за пасущимися стадами шагали белые цапли, выискивая насекомых, потревоженных коровьими копытами. Внезапно Ванни Фуччи остановился у придорожной телефонной будки, поднял пистолет на уровень глаз пленника и тихо сказал:

– Только попробуй выйти из машины – клянусь Богом, пристрелю на месте. Понял?

Джереми кивнул.

Разговор он не слышал, но без труда читал мысли гангстера. Люди обычно сосредотачиваются на речи, когда говорят по телефону.

Послушай, я не собираюсь приканчивать этого жалкого ублюдка прямо здесь. Это не мое дело, черт возьми…

Да, я знаю, что он меня видел, но это не мое долбаное дело. Это проблема Каппи и Леони, и я не собираюсь из-за какого-то долбаного рыбака…

Да… нет… нет, он не проблема. Просто какой-то чокнутый. Думаю, дебил или что-то вроде того. На нем долбаные штаны, слишком короткие, долбаная рубашка-сафари и долбаные модельные туфли, как будто один дебил одевал другого.

Бремен заморгал и посмотрел на свою одежду. Рабочие брюки и рубашка защитного цвета, купленные три дня назад в магазинчике Норма-старшего. Брюки действительно были короткими, а модельные туфли покрылись слоем пыли и грязи. Джереми похлопал себя по карманам, но рулон купюр – основная часть из 3865 долларов, которые он снял со сберегательного счета – остался в кармане пиджака, брошенного на стул в крошечной спальне рыбацкой хижины. Потом Бремен вспомнил, что переложил несколько двадцаток и, возможно, одну или две пятидесятки в бумажник, когда покупал продукты, но не стал проверять, сколько там денег. Он чувствовал выпуклость бумажника под ягодицей, и пока этого было достаточно.

Да, я приеду на эту долбаную встречу вовремя, но привезу дебила с собой. Пусть… Эй, не перебивай меня, твою мать!.. Пусть Сэл знает, что этот ублюдок – их забота. Понял?.. Нет, погоди. Я спрашиваю, ты меня понял? Ладно, ладно. Тогда увидимся через час или два. Да.

Ванни Фуччи со стуком опустил трубку на рычаг и пошел вдоль края шоссе, пиная гравий и стискивая кулаки. Его белый костюм запылился. Потом Фуччи повернулся и посмотрел на Бремена через лобовое стекло. Его черная шелковая рубашка и набриолиненные волосы блестели под лучами солнца.

Прикончи его сейчас. Прямо сейчас. Ни долбаных машин. Ни долбаных домов. Просто прикончи его здесь – и дело с концом.

Джереми скосил взгляд на замок зажигания, хотя и так знал, что гангстер взял ключи с собой. Можно выкатиться из машины и побежать в поле, надеясь, что он оторвется от Фуччи, а дальность стрельбы из револьвера… Надеясь, что на дороге появится машина и Ванни прекратит погоню. Бандит курил, а Бремен – нет… Пленник взялся за ручку дверцы и приготовился.