Шрифт:
Мария поразилась:
— Неужели осмелились на такое?
— Осмелились… Но на мое счастье их письмо опоздало на день. Я защищался в Академии медицинских наук, члены совета единогласно проголосовали «за». А сразу после защиты мне пришлось доказывать, что в анонимном письме не было правды.
Желая перевести неприятную тему разговора, Рупик спросил:
— Ну как Лиля, где она?
— Лилечка все эти годы была в Албании, но скоро должна вернуться. Вы ведь знаете, наверное, что отношения с Албанией прекратились.
— Знаю, конечно. Передайте ей, что я буду рад увидеть ее. А если нужно, помогу устроиться. Ну а теперь займемся вашим здоровьем.
Рупик поставил диагноз «мерцательная аритмия».
Мария настороженно спросила:
— Инфаркта не будет?
— Надеюсь, что не будет. — И врач подробно объяснил ей, что это такое, а затем прописал таблетки новокаинамида и хинидина, добавив:
— Советские препараты намного слабее заграничных, я дам вам немного югославских образцов фирмы «Плива», а вы попросите Лилю привезти вам еще.
На прощанье сказал:
— В случае сильного приступа немедленно приезжайте в приемный покой, скажите, чтобы вызвали меня, а если меня нет, все равно вам введут новокаинамид внутривенно.
— А ложиться в больницу не надо? Мне бы очень не хотелось теперь, так некстати перед Лилечкиным приездом.
— Пока показаний для госпитализации нет. Но если состояние ухудшится, нужно будет лечь.
Два раза Мария приезжала в приемный покой, и оба раза Рупик сам приходил и вводил ей лекарство в вену.
Павел и Нюша замечали, что Мария все чаще держится за грудь у сердца. Она постоянно с нетерпением ждала звонка от Лили. А Лиля звонила редко, ей неудобно было тратить на переговоры деньги Вольфганга. Она уверяла, что скоро приедет, но не знала когда. Мария каждый день суетилась и подготавливала комнату для Лили и внука. Нюша тревожно на нее поглядывала:
— Ты, касаточка, ляжь, ляжь, я, чать, и сама управлюсь. А ты прими свои капли и ляжь.
— Спасибо, Нюша. Что-то мне действительно плохо становится, сердце в груди как будто замирает и бултыхается. Хоть бы до Лилечкиного приезда дожить.
— Ну вот еще! Вестимо, доживешь, касаточка, да еще на внука порадуешься.
— Да, хоть бы еще раз увидеть их… — Мария говорила слабым голосом.
За ночь силы понемногу восстанавливались, и рано утром она уезжала на работу. Павел уходил позже, провожая ее, с тревогой спрашивал:
— Сегодня как? Не надо ехать в Боткинскую?
Она скрывала от него правду и всегда отвечала одно и то же:
— Сегодня мне лучше, не беспокойся.
А он беспокоился, и Нюша говорила ему:
— Павел Борисыч, надо бы Машеньку-то в больницу положить, на сердце больно жалится.
— Да, Нюша, я говорил ей, но она так ждет Лилю с Лешкой и не хочет ложиться, говорит: после их приезда.
— То-то вот то-то и есть, что до их приезда бы надоть — силы подправить.
— Вы правы, но она такая упрямая, говорит, что сама лучше меня все знает.
Наконец получили от Лили телеграмму, что она прилетает через два дня. Мария пришла в сильное возбуждение и все время думала только о встрече. В конце рабочего дня она вдруг почувствовала резкую слабость, сердце стало биться быстро-быстро с небывалой скоростью, его биение передавалось частыми ударами по всей груди, сотрясалось все тело. Мария попыталась сосчитать пульс, но это было невозможно, он оказался слишком частым. Приняла лекарство, которое носила с собой, не стала ждать, пока оно подействует, вышла на улицу и увидела свободное такси. Надо бы ехать в больницу, но ее, наверное, оставят там, а завтра прилетают Лиля с Лешкой. Нет, она не может быть в больнице в такой день.
Шофер такси, женщина, увидела, что ее пассажирка необычайно бледна и закатывает глаза, сама спросила:
— Может, вас надо отвезти в поликлинику или в больницу?
— Нет-нет, я обязательно должна ехать домой, Красноармейская улица, дом 25.
Шофер покосилась на нее и тронула машину. Мария сидела рядом и растирала грудь у сердца. Уже на самом подъезде к дому она вдруг застонала и боком свалилась на водителя. В первый момент женщина растерялась, поняла, что пассажирке совсем плохо. Но она не могла сразу остановить машину посреди дороги, до дома № 25 оставался еще квартал. У подъезда она первым делом пощупала пульс на шее пассажирки — его не было. Мертвое лицо застывшими глазами уставилось на нее.
Женщина в панике выскочила из машины и позвала лифтершу:
— Это женщина ваш жилец?
Та мельком глянула, не всматриваясь:
— Да, из квартиры пятьдесят семь, на восьмом этаже.
Шофер поднялась на этаж, позвонила. Дверь открыла Нюша:
— Чего хотите?
— Я шофер такси, пассажирку везла из этой квартиры. Ей в машине плохо стало. Она там внизу, а машине.
Сметливая Нюша сразу крикнула:
— Павел Борисыч, Машеньке плохо, она в машине внизу.
Задыхаясь, они кинулись на лифте вниз вслед за шофером. Павел подскочил к машине и резко открыл дверцу, тело Марии качнулось и чуть не выпало. Он схватил ее, еще не понимая: