Они стояли в прихожей, обнимались и плакали от радости и неожиданности. Старушку повели в комнату, усадили за стол:

— Бася Марковна, откуда вы приехали?

— Из ссылки, я после лагеря была в ссылке в городе Джамбул. Мне долго не разрешали въезд в Москву, наконец разрешили. Я поехала на свою квартиру, но во всех шести комнатах живут чужие люди. Ваш адрес был у меня в памяти единственный. Вы уж извините.

— Бася Марковна, о чем вы говорите! Конечно, мы будем счастливы дать вам приют, так же, как вы когда-то дали нам.

— Я долго не задержусь, надеюсь получить обратно комнату в своей бывшей квартире.

— Живите у нас, сколько захотите.

Бася Марковна целый год не могла получить комнату. Она навестила Августу и Семена Гинзбургов, они звали ее жить к себе, но Ламперты так заботливо к ней относились, что она осталась у них. Семен устроил ее на работу регистратором в поликлинику своего министерства. Там ее опекала Мария Берг.

Часто Бася Марковна с Лампергами вспоминали прошлое:

— А помните, как вас назвали здесь «искатели счастья»? Нашли вы его?

Они только вздыхали. Потом она рассказывала им историю своей тяжелой жизни в лагере и ссылке. Каждый раз Рахиль плакала, а Израиль хмурился. Оставшись наедине, Рахиль говорила ему:

— В какую страшную страну мы с тобой приехали. — И добавляла с горькой иронией: — Искатели счастья…

Израиль переживал это как упрек себе.

Он заболел, у него обнаружилась тяжелая сердечная недостаточность. Израиль умирал. Перед смертью он целовал Рахиль руки:

— Раечка, прости меня за то, что привез тебя в Россию, — это были его последние слова [109] .

Лиля встретилась с Борисом Лампертом. Он был все тот же медлительный толстогубый очкарик, смешливый болтун и оптимист.

— Борька, как я рада видеть тебя!

— Лилька, это ты?!

— Что, изменилась, постарела?

— Нет, созрела, что ли.

— Что ж, будем считать так. Ведь сколько лет прошло, Как ты живешь?

— Хорошо.

— Как твои родители?

— Папа недавно умер. Он был искателем счастья, но что-то так и не нашел его здесь.

— О, очень жалко…

У Бори навернулись на глаза слезы, Лиля помолчала, потом оглянулась и спросила:

— Боря, а вы не пробовали вернуться в Америку?

— Невозможно. Знаешь, я вырос в России, мне все здесь родное. А все-таки я тоже многого до сих пор не понимаю и не могу с многим смириться. Если бы у нас сохранились американские паспорта, мы бы с мамой уехали, я вывез бы свою семью — у меня три дочки. Но наши паспорта отобрали при въезде в Союз и не отдают обратно. А отношения у нас с Америкой такие, что опасно запрашивать новые паспорта через посольство: могут сразу арестовать.

Лешке Аджею было всего три года, когда Лиля в панике бежала с ним из Албании. Потом они короткое время жили в Мокошице, затем у Вольфганга Леонгарда, в Белграде, и наконец переехали в Москву к дедушке и бабе Нюше, где еще была бабушка Августа и дядя Алеша. От всех этих перемещений и смены людей в детской головке произошла некоторая каша. Первое время Лешка еще спрашивал: «Где мой папа?» От его простого вопроса у Лили разрывалось сердце, ей приходилось выдумывать, что папа скоро появится, чтобы мальчик не думал, что остался без отца. Но проходили месяцы, папа не появлялся. Чтобы не травмировать мальчика, в доме никогда не говорили про Влатко, не упоминали о далекой Албании.

И постепенно Лешка привык, что папы нет, и сам образ Влатко уже исчез из его памяти, жизнь без отца он принимал как должное.

Ему было уже пять лет, это был шаловливый мальчишка, любил выдумывать какие-то свои слова и фразы. Лиля часто говорил ему: «У тебя нет чувства меры», и он стал сам себя называть «Чувство меры». Однажды сказал: «Я туда не пойду, там ограничена поступка».

Павел устроил его в специализированный детский сад для писательских детей, рядом с домом. Лиля по утрам отводила его туда, а вечером забирала. Но Лешка видел, что за некоторыми детьми приходили папы, а за ним только мама или дедушка. Как-то раз он сказал дома:

— Наверное, я безпапный.

— Лешенька, что это значит?

— Значит, у меня нет папы.

— Почему ты так говоришь? — заволновалась Лиля.

— За другими ребятами приходят мужчины, это их папы. А за мной никогда.

При этом разговоре присутствовал Алеша Гинзбург, его троюродный дядя. Он потом тихо сказал Лиле:

— Завтра я приду его забирать.

Как обрадовался Лешка, когда увидал Алешу в детском саду! Он знал, что его назвали в честь дяди, и обожал его, как когда-то в детстве сам Алеша обожал своего дядю Павла.