— Ты… ты зря так говоришь… Ты меня провоцируешь…

— Мне что, самой застрелиться у тебя на глазах?!

Максим протянул ей пистолет.

— Стреляйся, если духу хватит.

Вдруг в дверях появилась Сонечка.

— Почему вы так кричите и мешаете спать ребенку? — произнесла она возмущенным голосом, протирая сонные глаза, и вдруг увидела пистолет.

— Мы не кричим, а разговариваем, — сказала Лера, наигранно улыбаясь, — иди спать.

— Я-то пойду, а вы опять ругаться будете?

— Не будем, родная, — Лера ласково погладила ее по голове.

— Ты хотела папу убить, да?

— Доченька, да что ты такое говоришь? Я просто смотрела его пистолет.

Соня повернулась к Максиму и поглядела на него пронизывающим взглядом.

— Убери свой пистолет! Ты что, не знаешь, что нельзя играть с оружием?

— Знаю, дочка, умница ты моя. — Максим обнял ее, но девочка вдруг отшатнулась.

— Нечего подлизываться! Весь дом прокурили! Фу, какая гадость! Вам должно быть стыдно! — Она величественно повернулась и удалилась, полная собственного достоинства.

— Да, получили… — Максим устало потер лоб.

— Мы так увлеклись выяснением отношений, что совсем забыли о ребенке… — с горечью сказала Лера.

— Не считаю это занятие увлекательным. — Максим снова плеснул в свой бокал. — Предлагаю закончить как можно скорее.

— Макс, я действительно решила.

— И что ты решила? Разводиться? Врешь ты все!..

— Пойми, мне тоже очень трудно, честное слово. Я сама прекрасно понимаю, что так дальше нельзя… Я не хочу, не могу больше врать! А если я останусь с тобой и буду делать вид, что ничего не случилось, это будет вранье, и мы будем жить день за днем в этом вранье!

— Как жили раньше… — пробормотал Максим слегка заплетающимся языком. — А тут… подвалил принц заморский — ты и растаяла! Думаешь, ты очень нужна ему? Да у него таких, как ты, в каждой стране по сотне! Ладно, не злись, я как друг говорю. Забудь своего фрица. Он тебя однажды бросил и опять бросит! И останешься ты одна! А мне за тебя обидно. Распинаешься перед ним, ах, дорогой, ах, прости! Да он о тебе и думать-то не думал! А тут наболтал всякого, ты и растаяла, как снежная баба! Да ты и есть баба, возомнила о себе черт знает что, а ты и есть баба!

— Прекрати, Макс! — резко сказала Лера. — Я это тоже уже слышала.

— А ты что мне рот затыкаешь? Правду слушать не нравится?

— Ты… читал мамин дневник? — спросила Лера, спокойно глядя на него. — Может быть, ты и письмо мое нашел? Тоже прочитал, да?

— Мало ли что я читал. Я, может, и Библию читал, и тысячи всяких протоколов допросов читал, ну и что?

— Вот и читай. А мои письма не трогай!

— Лерка, честное слово, я ни в чем тебя не упрекну, только оставь его!

— Значит, я упрекну тебя! Ты этого хочешь?

— Это что-то новенькое… Ну валяй.

— Что — валяй? Ничего новенького не будет, я все уже сказала!

— Да упрекай сколько хочешь! Сам знаю, что не безгрешный какой, в конце концов! Я нормальный мужик! Думаешь, легко каждую ночь ложиться в постель с куском льда?

— Ты опять повторяешься! Надоело. Извини, уж какая есть…

— И я какой есть. Ну было, так это все ниже пояса… Я даже и девок-то этих не помню как звали… сами на мне висли… Это ничего не значит! Семья — вот что главное!

— Вот этим как раз баба от мужика отличается, — Лера закурила новую сигарету, — у нее не бывает так — ниже пояса одно, а выше — другое…

Максим оторопело посмотрел на нее.

— Значит, ты… меня… никогда не любила?

— Ты мне нравился, я очень привязалась к тебе…

— Да-а… — протянул Максим. — Я вас люблю любовью брата! Ты это хотела бы от меня услышать? — Он с размаху треснул кулаком по столу. — Нет, не будет тебе братской любви!

— Макс, ты с ума сошел, третий час ночи.

— К черту! Плевать! Вали к своему фрицу! Соня со мной останется! А ты наслаждайся жизнью, душой и телом, выше и ниже… черт тебя дери! Только потом, когда он бросит тебя, как сношенную тряпку, ко мне не приходи! Все! Хана!

— Макс, иди спать, — дружелюбно сказала Лера, посмотрев на мужа и понимая, что продолжать разговор абсолютно бессмысленно. — Ты пьян.

— Я пьян? А я все помню, я был не пьяный! — проорал он во всю глотку.

Когда ж я уходить решил…

Она… сказала: «Не спеши»,