Тетки молча смотрели, вытирая повлажневшие глаза уголками передников. Зато когда из ворот полезли, почесывая грудь и позевывая, сытые братья, сельчанки встретили их со всем пылом.

– Ишь, мироеды, вылезли! Как вам кусок в горло-то полез!

– Наели морды, поперек себя шире, а сироткам куска пожалели.

– Как же, разорили их, гнилой сарай упал! Да две курицы от старости сдохли!

– Жаловаться ведь совести хватило! И Аларик туда же, от большого ума в поместье потащился, ботвой трясти!

– А Эбба и Фрид куда смотрят?! Или их сыновья от беды заговоренные?

Из окон высунулись две хмурые женские головы.

– Попридержите языки, соседки. Еще беду накликаете...

– Как же, мы накликаем. А за голодных детей у порога Богиня наградит...

Хмурые головы скрылись, громко стукнув ставнями.

Тем временем сИроты давно доели и с интересом слушали.

– Вы это, того... Домой давайте, - буркнул Тив.
– Помогли, благодарствуем...

– Как же это, господин Тив?
– Рыська вперилась в хозяина честными чистыми глазищами.
– Нам господин Рофио строго наказал - пока долг не отработаем.

– Отработали, скажете. С лишком.
– Вино вытер мокрый лоб и щеки, красные то ли от стыда, то ли от обеда.

В калитку протиснулись Эбба и Фрид, двинулись к бригаде, раздавая каждому одна по большому прянику, а вторая - по нарядному петушку на ножке.

После благодарностей и прощаний счастливые гости вместе с подношениями удалились.

– А можно, мы завтра придем?
– крикнула издалека Рысена.

– Приходите! Милости просим!
– кричали в ответ хозяйки, расходясь по домам.

Тив и Вино полезли докрывать крышу.

– Тут закончим, надо с задов тын укрепить.

– Я вчера слег трехдюймовых припас. Наглухо забьем.

Глава двадцать третья, в которой не вовремя случается родительский день.

Ее Высочество принцесса Бруни приняла от Катарины корзину, пристроила в ногах мешок чуть поменьше себя ростом, и повернула портальное кольцо. Очутившись в гостиной Козеполья, с удовольствием огляделась, оставила поклажу и пошла разыскивать домочадцев.

Дом был пуст. Видимо, мужчины возились на скотном дворе и конюшне, женщины хлопотали в огороде, прачечной или кухне. Детей в поле зрения видно не было. Бруни прошла вдоль длинной веревки, по аккуратным заплатам и неотстиранным пятнам развешанной одежды читая летопись шалостей, проказ и приключений.

Из летней кухни вынырнула Кальвина Аврил, на ходу отдавая распоряжения, увидела хозяйку, торопливо пошла навстречу.

– Госпожа Бруни! Добрых улыбок и теплых объятий! Соскучились по егозе нашей?

– Соскучилась, Кальвина. Две седмицы не видела. Мы с ней так надолго еще не расставались. Она-то скучает?

– Да как вам сказать, ваша милость? Домой ни разу не просилась. Им тут не скушно, компанией-то.

– Да и вам, Кальвина, скучать не дают?

– И то верно, госпожа. Дети в доме завсегда радость...

– Балуются сильно? Местные на них не жалуются?

– Что вы, госпожа! Детки воспитанные, ласковые. Их и деревенские привечают, и к клыкастым они вхожи. И сейчас, поди, вместе играют. Иной раз прибегут ватагой - где наши, где прихолмские, где оборотни - не разберешь!

– Одежки, смотрю, поднашиваются. Не догадалась сменку взять.

– Вот уж что верно, то верно. Горит на них, что ли...

– Пойдемте, Кальвина. Хочу к ужину вафель напечь, и мороженого сделать. Рысенька любит.

Короткое время, проведенное Рыськой и Ко в Козеполье, уже породило верную примету. Ежели жильцы являлись не прямо к ужину или даже с небольшим опозданием, а прибывали, так сказать, заблаговременно, значит, не спроста.

Поэтому когда госпожа Аврил увидала в окно разномастные кудри, вихры и косицы, бегущие к дому, сердце у нее заколотилось, как у придушенной кошки. Заслышав же рев, до того небывалый и неслыханный, женщины побросали дела и бросились наружу.

Все в сыпи, волдырях и слезах, дети орали и чесались. Завидев Бруни, Рыська ткнулась ей в коленки, скуля и почесываясь.

– В купальню, бегом, быстро!
– скомандовала Кальвина, хватая Жулю.

Следом, разобрав детей, мчались Бруни и остальные. В купальне, посдирав с бедняжек одежки, запихали всех в ванную и принялись поливать холодной водой. Сунув Фифи ковшик, Бруни прямо в ванной повернула кольцо и исчезла. Брошенная Рыська от обиды заревела еще громче. Лились слезы и вода, сами плачущие, женщины уговаривали малышей не плакать и не чесаться.