Уильям с ухмылкой наблюдал за мной. Похоже, этот противный ребёнок слышал, что я удрал, и здорадствует.

— Чего тебе, мальчик? — проворчал я.

— Ходят кой-какие слухи, может, и ты захочешь знать, насчёт дома женщин. Говорят, у них есть святыня, которая спасает от чёрного мора.

— И что за святыня?

— Одна женщина, Энн... нет, мужское имя... а, вспомнил, Андреа. Она умирала, и её вырвало причастием. Женщины попытались сжечь его, только оно не горело. И они поняли, что это чудо.

— Кто тебе это сказал, Уильям?

— Сестра, вот кто. Она не хотела, но я сказал, если выдаст мне секрет, я не скажу Ма про бобы. Отец говорит, у девчонок и у женщин всегда есть секреты, — он снова ухмыльнулся. — И правда. Сестра говорит, те женщины прячут эту святыню от всех.

Святыня в навозной куче — как это возможно? Если и впрямь случилось чудо, неудивительно, что женщины из бегинажа молчат о нём. Они знают, что не вправе хранить святыню. Любые облатки, с чудом или без, можно хранить только в освящённом месте — в церкви или монастыре. А эти женщины даже не монахини, они и прикасаться не должны к Телу Христову, тем более хранить его в своих горшках и кастрюлях. Если слух об этом дойдёт до епископа, он потребует, чтобы святыню тут же отправили в Норвич.

Но как же могло отшельницу Андреа на смертном одре вырвать гостией? Меня не звали её соборовать. Может, они вызвали священника из другого прихода? Если так, он прикарманил плату, который должна пойти в церковь святого Михаила. Это серьёзное оскорбление для меня, как для священника, но кроме того, я нуждаюсь в каждом пенни платы за обряды и десятины, какой только могу собрать. Мне же как-то надо собрать денег, чтобы выкупить серебро. И как будто этого мало, я узнаю, что какой-то другой священник меня обокрал. Интересно, только один раз? Сколько ещё моих прихожан он исповедал, сколько детей крестил?

Уильям украдкой наблюдал за мной.

— Думаю, этот секрет кое-чего стоит, так ведь, отче? — Он протянул грязную руку.

— Что? — Я и забыл, что мальчишка ещё здесь. — Заходи, найду тебе что-нибудь, — сказал я, не подумав, и тут же сообразил, что в доме, возможно, ни одной монетки не найдётся, чтобы ему заплатить. — Нет, погоди. Хочу ещё кое-что узнать. Кто приносил в дом женщин гостию? Можешь выяснить?

— Конечно, могу, — усмехнулся Уильям. А сколько ты заплатишь?

— Узнай, и заплачу вдвое.

Уильям прищурил глаза, как недоверчивый старый лавочник, подсчитывающий прибыль.

— Сначала заплати за сегодня. — Он прошёл мимо меня в дом, давая понять, что не уйдёт, пока не получит денег.

Мальчишка быстро учится. Но как я могу осуждать ребёнка, если даже собрату-священнику нельзя доверять?

Когда Божий гнев поражает землю, каждому человеку надо пасть на колени и молить о спасении души. Но даже когда смешались времена года, а скот замертво пал на пастбищах, люди обратились за помощью не к Богу, а к дьяволу, источнику зла. Деревенские, вползающие в наши ворота с просьбами о пище и лечении, принесли с собой это зло и отравили бегинаж своими сплетнями.

Демона, которого называли Оулмэном, видела пара молоденьких глупых девчонок, прибежавших в Поместье с криком, что на них напала какая-то чудовищная птица. Конечно, это чушь. Должно быть, девушки задержались допоздна в деревне, загуляли с какими-нибудь тамошними парнями, вот и придумали историю, чтобы избежать заслуженной порки.

Но сколько бы я не предостерегала женщин против таких разговоров, прекратить их было не легче, чем остановить ветер. Я удвоила усилия, убеждая нашу маленькую общину укрыться в любви Господней. Я уверяла их, что даже если бы такая адская тварь существовала (что, несомненно, не так), мы будем полагаться на Бога, и он защитит нас.

По деревне распространялось безумие, но я утешала себя мыслями о том, что в нашей церкви хранится реликвия Андреа, и её молитвы нас оберегают. Пастушка Марта с любовью вырезала из дерева шкатулку для хранения чудотворных даров, а молочница Марта нарисовала сцены для её украшения. На одной стороне шкатулки предполагалось изобразить рождение Андреа и с парящего ангела-хранителя. На другой — коленопреклонённую отшельницу, молящуюся в келье, в вокруг люди протягивают к ней руки. И наконец, сами чудесные Дары, сверкающие золотом в огне, и бегинок, стоящих на коленях перед ними.

Бегинки постоянно сновали мимо, благоговейно касались реликвии, поминали Андреа в молитвах и просили у неё помощи. Они верили, что наш скот избежал мора потому, что реликвия Андреа оберегала бегинаж, иначе почему они посланы нам за несколько дней до нашествия болезни? Это означает, что Бог дал Андреа знать о надвигающейся эпидемии, и она, умирая, оставила нам облатку для защиты. Я не обсуждала это с бегинками, но и не возражала, и в конце концов сама поверила в эту историю. В такое изменчивое время всем нужно верить, что мы под защитой.