Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов
вернуться

Первомайский Леонид Соломонович
Шрифт:

«То дыма молоко душа на зиму цедит…»

т. Сосюре

То дыма молоко душа на зиму цедит, Из хлева мы идем в шатер железных дней, Один маячит путь, глаза привыкли к цели И не пойдут бродить по золотой стерне. Сирень звенела мне о цветниках-заводах, Жужжащий шмель обжег мне взгляд, когда проник Я в пение твое, где — как в медовых сотах — Слились в одно и луг, и солнце, и родник. Как хорошо любить! Захлебываться счастьем, Сияньем рыжих кос будить в ночи пруды И с новым днем идти — с тем петушком горластым. Который держит путь в небесные сады.

«И набрал дождь минорный силу…»

И набрал дождь минорный силу, И слетает с осины лист, Только сердце мое не застыло, Не замолкло, ведь я — коммунист. И шагаю с попутным ветром, У меня на ладони — заря, Завтра я разбужу этим светом Беспросветных, таежных зырян. Прячу в жалких лохмотьях — гения… Не Магомет, не Будда он, не Конфуций. И не примете вы его так, без прений: Он из чрева моей революции. А погода — «мементо мори», Тротуары в объятиях вьюг, Только скоро — слышите? — скоро Потеплеют глаза и у шлюх. Зря свою не подставлю голову — Я железный, я все могу, Лучше где-то застыну голый На снегу…

ГОЛУБОЙ МЕД

Мед голубой течет в уста, приколота к пространству вдохновеньем душа — коллекционный мотылек. Антенны… ах! занятно… ах! Луна и там над городом блуждала, и корабли к песчаным берегам так тяжело, так трепетно тянулись, а в мачтах вил гнездо обломок бури. И не искали для себя тогда созвучий гармоничных, не наполняли музыкою воздух аэропланы. И только на ночь глядя коршун кружил вверху, а рядом суетились нежные ласточки и точками врастали в нагую высь. Антенны… ах! занятно… ах! Душа — коллекционный мотылек — летит все дальше, в глубь вселенной. Одно воспоминанье пролетела, затем — другое, а на третьем — вдруг распяла сама себя… Чело прострелено не жалом радуги-пчелки, а печалью. …Но, навзничь пав, она лежит один лишь миг, а после вновь бежит, бежит, бежит отведать меда, голубого меда.

«Встал день, взвалил на плечи небо…»

Встал день, взвалил на плечи небо, Вздохнул так солнечно — и вдруг Пролился краской, алой краской На пасмурный пейзаж вокруг. А может, кровью? Может, кровью? Но неразлучна жизнь с любовью. Цветут, здоровьем пышут все. И по рубиновой росе Шагает человек…

ПОЭМА МОЕЙ СЕСТРЫ

Весенние кварталы. Угол. Моя сестра — гулящая. Темнеет. — Я всем доступна! Для вас потаскуха я. Отблески крови в фонарях красных — это юная кровь — моя. Мое лоно ждет вас, все оно в цветах. Груди вспыхнут звездно, в голову — туман… …мечтал и звал… …мечтал и звал… Вскипает страсть. И крысы, крысы, суетятся крысы. И, словно жала, обжигают тропки подкрашенных бровей. На купола церквей нисходит тень. Во взглядах умирает день. Квадраты. Конусы. Бетона горы. Звенит. Гудит. Город. …………………… Сквозь земную кору в глубину, где страдает одышкою магма, поводырь моих дум зашагал. В недрах быстро смеркалось …темя тьмы …невтерпеж И на кружеве вздохов кончалась, умирала стыдливая дрожь. Два крота, два подземных вампира, кровь сосали, сопя, друг из друга. То был бой, бой за самку. Слепую. Наконец-то один победил и, пожрав проигравшего схватку, лез в гнездо, лез к горячему телу — и насел… Я на полюс летел! Я на полюс летел, где из вод океанских на льдину два тюленя карабкались — случка —
I
…Чернобровая самка, самица… Я! бросила радость в нашу бурю и на интернациональные позиции сердцем перешла, бровей не хмурю. Мой отец чахоткою страдал, в груди носил он огненную осень. Думала о первенце весны, дремала на звездном утесе. Пришла она, метелица-вьюга, заметалась по кварталам темным, и я, уличная потаскуха, отдалась революционному темпу. …Теперь — фонари погашены. Светает рано… Солнце — всех лозунгов краше… Земля родная! Сколько тех бездорожных дорог… Товарищ, выберем шлях, где над головою клубится гром и флаги трепещут в очах. Далеко, брести далеко, штык террора грозится: — Подстерегу! — Но к вратам коммунистической Мекки с тобою, ветер, побегу! С тобою, ветер, побегу в диадеме красного страдания. Эй ты, буржуй! Я дочка пролетарского восстания.
II
В сумерках — казармы. А у ворот красноармеец — часовой. — Мое сердце с вами, я уже не шлюха, родной! Но боюсь, боюсь идти наудачу. На моей тротуарной душе снег. А в груди — лебеди прячут песни свои о весне. И мечтами лечу на край света по дистанции цели дерзкой …прячется стыдливо вчерашнее за крыши детства. Подошла. Опустила ресницы …глаза мировой революции — ты? Я! И переступила порог. И повеял в лицо ветерок. И — пропал, не сорвав платок.
III
Заводы, моя отрада, мечтают о весне, но под зимним небом — штыки. — В отряды! В полки! — Все! А я беременна. Зарею. Смех под ребром уже пощекотал — гнездился это там, на горизонте, наш женский молодой рассвет. И пошла я, пошла впереди всех, прочь отгоняя мещанское счастье, что так долго, до ужаса долго жизнь мою раздирало на части. …………………………… Ой ты, бурный мой мир! Свободна! Сброшу тяжесть двойную. Вмиг. …Бьются о стены волны, а я на серебряном гребне. …Бьются о стены волны — слухи, сплетни… Слушайте! Я — Мадонна. Спас — в низу живота. Только в мечтах в дом мой он фантастичный влетал. Слушайте — я — Мадонна, плод, словно дар, носила, явится сын мой — ждите! — сын, кучерявый Мессия.
Прокламация 1-я
Труженицы всех просторов! — вам — эта прокламация. Возьмите мой бунт для своих обид. Вам правды огрызки снятся, я слышу, как звездное веко гудит. Довольно продавать тело у церковного и вашей семьи престола! Глядите: весна забурлила на подступах к чистой любви. Я, бывшая шлюха, к вам обращаюсь, к вам, проститутки без формальной проституции, — женскими порывами своими причащаюсь к освобождающей нас революции. Взываю к вам, докричаться жажду: порвите самочьи цепи постылые — и станете свободны дважды — неукротимые! И увидите ясные ночи, где места нет похоти грубой… Плюньте вчерашнему в очи под грохотанье орудий. …Я, бывшая шлюха, к вам обращаюсь, к вам, проститутки без формальной проституции, — женскими порывами своими причащаюсь к освобождающей нас революции. ………………… …………………