Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов
вернуться

Первомайский Леонид Соломонович
Шрифт:

«День светлый притомился и притих…»

День светлый притомился и притих, Дав глубину лазурному покою, Нисходит солнце тихо за рекою К раздолью грустных вечеров моих. Надолго остановится у них И пламенеет позднею красою, Как будто бы приводит за собою Ряд миражей кроваво-золотых. Окончен день. Но лучезарно-нежный На синь небес и на простор надснежный Разлился свет, и долго нету тьмы; Лишь месяц серебристый тенью вышит, Узоры темно-синие он пишет На пышных одеяниях зимы.

МОНОМАХ

Он с башни-вежи Глядел на бор. Там след медвежий И волчий взор. И бродят туры — Цари лесов, И дуб там хмурый, И клекот сов. Глядел — и крепче Копье сжимал, А сокол-кречет Ему внимал. Воловья выя, Громовый крик;. Не Византия,— К степям привык. В победу веря, Кольчугой скрыт, Рогами зверя Не будет сбит. О Мономаше! Не уверяй, Что счастье наше — Покорность, рай. В прах обратится Чернец-монах, Копье ж и птица — В твоих руках! Гремит отвагой На все века Тот крик варяга,— Гроза врага! 1923

«Месяц сияньем скуп…»

Месяц сияньем скуп После багряной зари. Город — каменный куб, Сонная грусть — фонари. Делу служить охоч, И не заметил я, Как уходила ночь Тихо в немые поля. Делу служить охоч,— Книги, бумага, стол. Все неудачи — прочь! Мыслям даю простор. Будто и нет стены, Будто исчез потолок, Вижу: идут чабаны, Путь их тернист, далек. Слышу твой первый крик, Пращур мой, крик земли, Ты ведь с пещер привык Слушать людей, что злы. Темным сказал: «мое — Женщина, конь, стрела»… Сын за тобой встает, Солнце узрев и орла. Первая мысль летит В необозримый мир, Первая песнь звенит, Славя солнце-кумир. Всюду парит орел, Солнце светит для всех. Мир человек обрел, Радость рождает смех. Может, не сын — лишь внук, Может, не внук, а все — Станут детьми наук, Гимны споют красе. Света и тьмы игра, Ум в небеса устремлен, Жаждет любви, добра,— Сбудься, мечтателя сон!.. 1924

«Лезвием слов…»

Лезвием слов Клады наметь. Голос наш нов — Гневу греметь. Черным полям — Острый лемех. Слышит земля Песню-разбег. В синий эфир Мчись, самолет! Наш ныне мир Дерзких высот! Строим в труде Радость и смех,— Ищем везде Счастье для всех! 1924

СПАРТАК

Гордый Рим… Победы легиона… «Энеиды» бронзовой строка… В наши дни, когда красны знамена, Кто вспомянет прошлые века? Консулы и преторы — до них ли? Лесбия, Катулла не ласкай! Игрища бесстыдные утихли, Колизей, из мглы не возникай. Новый век… И ныне в каждой школе Юноши, любители погонь, Полистают книгу Джованьоли И прочтут про гнев и про огонь. Он выходит, гладиатор смелый, На арену двадцати веков С тем, кто жизни делатель умелый. Нет преград для них и нет оков. Новые взрастают легионы С жаждою вселенских перемен. Революций красные знамена Реют, поднимая люд с колен. 1924

«Весь день — над бульварами дождик висящий…»

Весь день — над бульварами дождик висящий, Затихнет и снова польет невпопад. К чему нам элегий мотив моросящий, Потрепанный, словно кашне напрокат? Ты, выйдя на улицу, грохни удало, По камню ударь молотком молодым Для тех, кто в квартирах мечтает устало, И солнце тебе усмехнется сквозь дым. Умолкни, слезливая эта капелла,— Пусть ветром разносится гордая весть: Над городом новый встает Кампанелла И к солнцу взлетят самолеты — не счесть! 1924

«Пусть семена лежат в ладонях сонно…»

Пусть семена лежат в ладонях сонно, Но всходы ясно прозреваешь ты, В них — синий день, в них — корни жаждут солнца, В них — женский смех, в них книжные листы. Я не люблю стенаний одиноких — Зачем давать созвездиям отчет? Ведь мысли не достигнут сфер высоких И мир неведомый их не прочтет. А ты, земля, тепла и так нарядна, Гудят об этом людям провода. Расстелет ночь свои сырые рядна, Покажется, что это — навсегда. Мечта, надежда, стон и сожаленье,— Утонут в предрассветной серой мгле, Но зоркое, иное поколенье Уже растет на молодой земле. 1925

ЯМБЫ

Застряла где-то снежная зима С морозными ветрами. Даже странно, Что в городе давно уж листопад — Ведь так прозрачны, так теплы, бодрящи Приходят дни с манящего востока, Как будто вскоре им не угасать. Покоем веет от дерев безлистых, Их силуэты черные так броски На фоне синевы небес пустынных. Сегодня праздник. Где же отдыхать, Вдыхая свежий воздух полной грудью, Как не в садах, что выведут к Днепру, Над берегом высоким и крутым. Заметишь издалёка: столько люду, Как мух, там, где трава пожухла, И на лужайках. И над самым краем Стоят, к ограде парковой склонясь. А по дорожкам новый люд подходит — Поодиночке, парами и группой, Юнцы и пожилые, дети, няньки, Красивые или просты обличьем, И всех переполняет их отрада, У всех желанья ясные, простые. Приятный час покоя без печали, Короткий отдых от дневных трудов, Не он ли им кладет свою печать На лица незнакомые, чужие; Не он ли заставляет заглядеться, Когда до верхней добредёшь аллеи, На даль, залитую голубизною, На темь воды и бледные пески, На пароход, медлительно плывущий, И на леса густые, там, левее, Где пригородным селам так уютно. А наглядишься — словно бы напьешься Воды из родника природы вечной, И станешь кротким, добрым и печальным. Покажется: все так же беззаботны И счастьем маленьким своим довольны, Погодой, Киевом и выходным. Гляди: прошли задумчиво-почтенно Супруги-долгожители, ведя Подстриженную смирную собачку. А вот под желтым зонтиком красотка (Зачем он? — Ведь ни зноя, ни дождя…) Накрашенная. Серыми глазами Она толпу лениво изучает. Вот юноши, под деревом разлегшись, Вдыхают дым дешевых папирос. Как много тех, кто жаждет отдохнуть От ссоры, горя, мыслей и работы,— Ведь солнце мечет золотые стрелы И согревает смех приветствий, шуток, Как будто над садами не гремел Гром пушек революции, как будто Среди аллей широких — не могилы Ее героев, мстителей, борцов, А торгашей, помещиков — всех «бывших», Что в мир иной тщеславно отошли Под похоронный звон и скупость слез Родни, чьи души жадность пропитала. Она, наследство растащив, забудет, Да заживет богаче и вольней. …Из сада вышел я и вниз свернул На улицу, ведущую к Музею. И вижу: дом, размером невеликий, И мраморная на стене доска Гласит: «Здесь собирались декабристы». Меня коснулся снова свежий ветер, Я ощутил дыхание борьбы, Извечное сраженье поколений Запало в сердце. Но уже кругом Шумел весь город и неслись трамваи, К себе влекли витрины и афиши, Подростки предлагали покупать Газеты, пачки папирос. На лицах — Печать иной заботы. Ведь на них Наметила начальные морщины И светом неподдельным засияла Другая жизнь… Ноябрь, 1926