— Говори. Все говори! А потом господа в госпиталь направят, все вылечат.

— Пусть… подойдет… поближе…

Эсэсовцы гурьбой подошли к стоявшему у потемневшей стены пленному, а он, изловчившись, что есть силы пнул офицера ногой в живот.

Быкова сбили с ног, топтали, били прикладами, сапогами, плевали в лицо.

Разъяренный гитлеровец выхватил парабеллум и щелкнул предохранителем.

Господин Кучеров пил кофе. Горячую жидкость он заедал мягкими булочками. Дом его ломился от добра. Жена, полная, дебелая женщина, и сын, шестнадцатилетний мальчик, были довольны. Они не задумывались, каким путем достаются мука, масло, мясо, а Кучеров об этом предпочитал молчать.

Настежь распахнулась дверь, и в полумраке заколыхались две фигуры в белом.

— Ни с места! Руки вверх!

Тонкая фарфоровая чашечка с хрустом упала на пол. По крашеным половицам пополз коричневый ручеек. Кучеров шарил по столу дрожащими руками. Прокопченное дуло автомата уперлось ему в живот.

— Руки…

— Боже мой! Боже мой! — заголосила полная женщина.

— Цыть! — негромко приказал Чуриков. — Без скандалу!

— Вы кто же будете, господа? — обалдело бормотал Кучеров.

— Да ты что, не видишь, что ли? Красные пришли! — негромко причитала женщина.

Кучеров позеленел.

— Правда?

— Правда, правда, красные! — Андрей с наслаждением повторил это слово. — Собирайтесь!

Курганов отобрал у предателя пистолет, вынул из кармана документы.

— Одевайтесь!

— Стало быть, казнить будете?

Кучерову подали полушубок, нахлобучили шапку. Обведя свое логово тоскливым злобным взглядом, он деланно смиренно сказал:

— Учиняйте, только не я виновен. Ничего такого не позволил, а если скот реквизировал, то по приказу властей… Не выполнишь — повесят!

— Ладно рассусоливать! — буркнул Чуриков. — Топай, дядя!

— Миленький! Начальник! Пожалей! — Женщина хлопнулась в ноги бойцам, слезы бороздили ее испуганное лицо. Поймав сапог Андрея, она несколько раз поцеловала холодную кожу.

— Встань, тетка, нехорошо! — укорял Чуриков.

Но женщина, не поднимаясь с колен, подползла и к нему-Андрей встретился взглядом с мальчиком. Красивый, голубоглазый, с темным пушком над сочным бутоном губ, он умоляюще смотрел на Андрея.

Чурикову тоже было неловко. Он не знал, как себя вести.

— Не трогайте меня, ребятки! — прочувствованно сказал Кучеров. — Придет Красная Армия, я сам отдамся в руки правосудия. Будь что будет!

Он заплакал навзрыд, не вытирая слез.

Андрей беспомощно посмотрел на Чурикова. Тот отвел глаза. Почувствовав колебание, женщина усилила натиск.

— Родимые, а я уж вас отблагодарю, я вам деньжат… сальца… яичек…

Андрей взмок от стыда.

— Цыть! — яростно зашептал Чуриков. — Оставайся, живи пока. Потом разберут твои дела. А ты, тетка, заткнись, и никаких яичек…

В синих глазах паренька сверкнули благодарные слезы и вспыхнул такой свет, что Андрей и Чуриков поспешили к выходу. На прощание Андрей крепко пожал пареньку руку и, не слушая радостного бормотания, выскочил из хаты.

В рысьих глазках Кучерова тоже вспыхнул огонь, но это был недобрый, холодный, злобный огонь затаенной мести.

— Не поймали? — тихонько окликнул бойцов замерзший Кузя и, не дожидаясь ответа, заторопился: — Пошли быстрей, светает!

Не успели разведчики отойти сотню шагов — в селе поднялась тревога. На холме у церкви взлетела зеленая ракета, и село огласилось криками и частой стрельбой. Над приникшими к земле разведчиками рассыпался разноцветный веер трассирующих пуль, с окраины донесло обрывки немецкой речи.

— Эрсте труппе форвертс марш… шнеллер, доннервет-тер, шнеллер!..[4]

Разведчики, низко пригибаясь к земле, бросились через поле к лесу. Их спасали белые халаты, гитлеровцы били наугад.

— Продал, гад! — прохрипел Чуриков. — Фашистов вызвал!

Андрей от злости только скрипел зубами. Выручили их полковые разведчики. Они возвращались с задания и ожидали их в условном месте, на опушке. Разведчики открыли такой огонь, что гитлеровцы в темноте побоялись сунуться в лес.

Волнуясь, Андрей доложил Бельскому о результатах разведки. Тот, не дослушав и половины, приказал:

— Курганов, в землянку командира роты немедленно!

— Есть!

— Сейчас нам новый командир даст дрозда, — задыхаясь от быстрой ходьбы, бормотал Кузя.

А Чуриков щурил в усмешке цыганские глаза:

— Не трусь! Дальше фронта не угонит…

У самой землянки им повстречались Черных и Иванов.

— Андрюшка! Ты себе представить не можешь, кто к нам приехал! Танцуй, чертушка!