Страны австро-германского блока не могли, разумеется, открыто выразить свое несогласие с предложенными советской делегацией принципами ведения мирных переговоров и заключения мира. Они должны были считаться с тем, что их народы также устали от войны и жаждут мира, что идеи русской революции, особенно ее призывы к прекращению войны и конкретные действия в этом направлении, находят широкий отклик в гуще народных масс. Поэтому они не могли отрицательно ответить на предложения нашей делегации, но их «согласие» заключить мир на основе русских предложений было вынужденным даже с формальной стороны. Государства Четверного союза ничего не теряли при этом, идя навстречу советским предложениям. Почему?

Прежде всего они прекрасно понимали, что страны Антанты и США не пойдут на переговоры о всеобщем демократическом мире, да еще на условиях, предлагаемых Советской властью, большевиками. Бывшие союзники России, владевшие куда большими размерами колониальных территорий, чем Германия, даже и мысли не допускали, чтобы расстаться с этими землями, приносящими им баснословные прибыли. В этих условиях Германии было очень легко спрятаться за широкую колониальную «спину» стран Антанты и США. Другими словами, Германия и ее союзники могли спокойно возложить на них ответственность за срыв переговоров о всеобщем демократическом мире. Поэтому-то, дав в принципе согласие на ведение переговоров, ответ австро-германского блока тут же содержал замечания по всем шести пунктам советской декларации, которые фактически либо вели к их отрицанию, либо затрудняли их выполнение.

Так, подтверждая, что страны Четверного союза не намерены присоединять к себе захваченные во время войны территории, документ держав Четверного союза одновременно подчеркивал, что вопрос о выводе войск из этих территорий, если об этом не будет условлено заранее, может быть решен только всеобщим мирным договором.

Трактуя право наций на самоопределение, документ австро-германского блока заявлял, что этот вопрос решается не в международном плане, а каждым государством в отдельности вместе со своим народом и путем, который установлен его конституцией. По существу, это было непризнание за каждой нацией права самой решать свою судьбу.

Уклончивая позиция была занята австро германским блоком и в отношении национальных меньшинств: в документе говорилось, что этот вопрос страны Четверного союза будут ставить в зависимость от наличия фактических возможностей для его решения.

Мы за взаимный отказ от возмещения причиненных войной убытков, заявлялось в их ответе по поводу пятого пункта советских предложений. Что же касается особого международного фонда, из которого предполагается возмещать сторонам эти убытки, то это русское предложение, подчеркивалось в документе, «может быть обсуждено лишь в том случае, если другие воюющие державы примкнут к мирным переговорам».

И наконец, замечания австро-германского блока по шестому пункту нашей декларации. Начав с констатации того факта, что только одна Германия из всех стран Четверного союза имеет колонии, что все страны Четверного союза выступают за возврат насильственно захваченных во время войны колониальных территорий и за их очищение от войск противника, в ответе их вместе с тем заявлялось о невозможности распространить принцип самоопределения наций на германские колонии, туземное население которых, дескать, очень привязано к своей метрополии.

Заключили же свой ответ государства Четверного союза тем, что весьма и весьма интересовало австро-германский блок, испытывавший острую нужду в продовольствии и сырье: было заявлено о поддержке принципов хозяйственных отношений, предложенных русской делегацией. На это страны Четверного союза готовы были пойти даже без решения вопроса о всеобщем демократическом мире.

После оглашения ответа австро-германского блока слово взял Иоффе362. Он заявил, что русская делегация, с удовлетворением воспринимая согласие держав Четверного союза на ведение переговоров о заключении всеобщего демократического мира, вместе с тем отмечает ограничительное толкование ими права наций на самоопределение. Такой подход фактически подрывает признание государствами Четверного союза принципа мира «без аннексий». Иоффе отметил также, что и принцип «без контрибуций», признаваемый австро-германским блоком на словах, серьезно ущемляется в свою очередь попытками добиться вознаграждения за содержание военнопленных, которое может стать скрытой формой той же контрибуции. Наконец, Иоффе говорил, что русская делегация настаивает на создании международного фонда возмещения убытков, равно как и на одинаковом понимании всеми принципа самоопределения наций, который имеет самое прямое отношение и к населению германских колоний.

Была уже глубокая ночь с 12 на 13 (с 25 на 26) декабря, когда стало ясно, что по целому ряду принципиальных вопросов наметились различные точки зрения. Тем не менее, как заявил Иоффе, российская делегация «полагает, что заключающееся в декларации держав Четверного союза открытое заявление об отсутствии с их стороны каких-либо агрессивных планов дает фактическую возможность немедленно приступить к переговорам о всеобщем мире между всеми воюющими странами» Поэтому глава советской делегации в заключение своего выступления предложил объявить перерыв в переговорах на 10 дней: от 24 часов с 12 на 13 (с 25 на 26) декабря 1917 года до 22 часов 22 декабря 1917 года (до 22 часов

4 января 1918 года по новому стилю).

Это был разумный и логичный шаг. При создавшейся обстановке, когда обе стороны были заинтересованы в мире и хотели его, принципиальные расхождения по ряду вопросов их заявлений-деклараций не давали им возможности заключить между собой мир немедленно. В этих условиях непосредственный личный контакт с Петроградом, с руководством партии и страны, с народом был нам, пожалуй, более необходим и более нужен, чем державам Четверного союза. Мы за перерыв в переговорах, формулировал наше предложение Иоффе, с тем «чтобы народы, правительства которых не примкнули еще к ведущимся переговорам о всеобщем мире, имели бы возможность достаточно ознакомиться с устанавливаемыми ныне принципами такого мира»363.