Однако курс империалистов Антанты на продолжение войны до полного разгрома Германии и ее союзников был сильнее и превалировал над сознанием и движением трудящихся за прекращение бессмысленной бойни народов. А потому все, что препятствовало проведению этого курса, объявлялось враждебным интересам союзных держав. Советская власть и ее политика мира были здесь на первом месте. «Большевиков следует рассматривать как открыто признанных врагов»319,— говорилось на заседании кабинета Ллойда Джорджа 7 декабря 1917 года.

Что касается Германии, то она стремилась быстрее развязать себе руки на востоке. Но в то же время она не хотела упустить здесь и своей добычи, которая представлялась ей сравнительно доступной, если иметь в виду тяжелое политическое, экономическое и военное положение Советской власти. И готовясь к открытию мирных переговоров в Брест-Литовске, Германия намечала проводить на них четко выраженный аннексионистский курс. Э. Людендорф в своих воспоминаниях пишет, что 18 декабря (значит, по старому стилю это было 5, то есть накануне открытия мирных переговоров в Брест-Литовске) в Крейцнахе под председательством кайзера состоялось совещание, на котором присутствовали высшие политические и военные чины Германии. Цель совещания — установить условия мира, «которые должны были быть поставлены России»320. Людендорф подчеркивает, что император, не встретив возражений со стороны канцлера и министра иностранных дел, высказал согласие «с проектом присоединения оборонительной полосы вдоль прус-ско-польской границы в тех размерах, которые мы признавали удовлетворительными»321; под «мы» подразумевались военные круги Германии.

В целом на совещании речь шла о Литве, Курляндии, Эстляндии и Лифляндии. В отношении Курляндии (территория бывшего Ливонского ордена, после его распада в конце XVIII века присоединенная к России) и Литвы, пишет далее Людендорф, решили, что «мы будем придерживаться прежнего направления, если в будущем на восточной границе не явятся новые опасности для Германской империи»322. Что касается Эстляндии (историческое название Северной Эстонии) и Лифляндии (часть Северной Латвии и Южной Эстонии), то, продолжает Людендорф, «его величество решил предложить России очистить эти области, но не настаивать на этом требовании, чтобы предоставить эстонцам и латышам использовать право самоопределения наций»323.

Готовилась к переговорам в Брест-Литовске и Советская власть. Много было у нее дел — и внешних и внутренних. Из ставки приходили сообщения, что нарушений перемирия на фронтах не наблюдается, происходит братание солдат, на ряде участков, например, Западного фронта, оно носит массовый характер, а на Юго-Западном — немЦы даже протестуют, что их окопы посещают большие группы наших солдат324. Все это свидетельствовало о том, что наступившее перемирие отвечало настроениям широких солдатских масс как России, так и противника. Не случайно французский министр иностранных дел Пишон заявлял в это время, что, «несмотря на все усилия союзных правительств, перемирие (на Румынском фронте) не могло быть предотвращено»325.

На фронте жаждали мира, верили в него, а положение солдат в окопах, даже в условиях перемирия, было тяжелейшим из-за отсутствия продовольствия, фуража, зимнего обмундирования. Враждебная Советской власти печать по этому поводу подогревала страсти среди населения в тылу. «Последние сведения с фронтов,— писала, например, газета «Баку»,— указывают, что солдатские массы выходят из повиновения даже той власти, которая

принесла нм надежду на немедленный мир»326. Как,удержать фронт, снабдить его всем необходимым в условиях наступившей зимы и развалившегося транспорта, каково положение на фронте с точки зрения боевой готовности войск на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств в ходе переговоров с немцами? Все эти вопросы постоянно находились в поле зрения Совнаркома и лично Ленина, неоднократно в эти дни ведшего переговоры по прямому проводу с главковерхом Н. В. Крыленко327.

В правильности внешнеполитического курса Советской власти убеждались все более широкие слои населения, прежде всего крестьяне и выразители их демократических устремлений — левые эсеры. Так, в принятой II съездом крестьянских депутатов резолюции подчеркивалось, что съезд «приветствует первый крупный усйех, завоеванный на пути борьбы против бесчестной империалистической бойни, н обещает поддержку миллионов крестьян и солдат той политике» ЦИК и СНК, «которая направлена к скорейшему достижению честного демократического мира народов»328. Съезд постановил перевести эту резолюцию на немецкий, французский и другие языки и сообщить ее «всеми возможными способами всем, воюющим и нейтральным народам»329.

Надо сказать, что Советская власть активно проводи-' ла линию на всемерную пропаганду своего внешнеполитического курса, всей своей политики среди трудящихся и солдат воюющих стран. В Петрограде тогда нередко можно было видеть и читать такие документы, как отношение Военно-революционного комитета о выдаче армейскому исполнительному комитету 5-й армии 30 пудов... литературы на немецком языке или просьбу отдела по делам военнопленных Наркомата по иностранным делам к ВРК выдать солдатскую одежду немецким военнопленным Геслеру Отто и Павлу Анковерку, необходимую им для работы среди германских и австрийских военнопленных в России с целью агитации и создания интернационалистических организаций330. На агитационные цели, связанные с пропагандой мира и борьбы за него, Совнарком выделял посильные средства. Например, в ночь с 9 на 10 декабря Советское правительство обсуждало вопрос об ассигновании В. В. Воровскому в Стокгольм 2 миллионов рублей в фонд борьбы за мир, а 11 декабря Ленин уже подписывает соответствующее правительственное постановление на этот счет331. В нем, в частности, говорилось: «Принимая во внимание, что советская власть стоит на почве принципов международной солидарности пролетариата и братства трудящихся всех стран; что борьба против войны и империализма может только в международном масштабе привести к полной победе, Совет Народных Комиссаров считает необходимым прийти всеми возможными, и в том числе денежными, средствами на помощь левому интернационалистическому крылу рабочего движения всех стран, совершенно независимо от того, находятся ли эти страны с Россией в войне, или в союзе, или же сохраняют нейтральное положение»332. Газеты в эти дни публиковали объявления вроде следующего: «Декрет о мире на немецком, турецком, мадьярском, польском и др. языках товарищи, отправляющиеся на фронт, могут получить в Смольном институте, 1-й этаж, комн. № 4»333.

Большое значение для укрепления позиций Советской власти имело дальнейшее сближение точек зрения левых эсеров и большевиков по многим вопросам внутренней политики и почти идентичности их взглядов по проблемам мира и мирных переговоров в Брест-Литовске. 7 декабря Ленин председательствует на заседании Совнаркома, на котором обсуждался и вопрос о вхождении левых эсеров в правительство334. В ночь с 9 на 10 (с 22 на 23) декабря СНК вновь возвращается к этому вопросу, в результате чего была достигнута договоренность о том, что Прошьян, Алгасов, Трутовский, Михайлов, Измайло-вич и Штейнберг вошли в состав Советского правительства, в котором левые эсеры, с учетом заседавшего в СНК Колегаева, были теперь представлены 7 наркомами335.