Старик оторвался от своей зарисовки и, прищурившись, посмотрел на Джека:

— Уходи, мальчик. Не видишь, мы работаем. О, здравствуйте, Уолтер. Хотите к нам присоединиться? Я ценю ваше мнение и хотел бы попросить вас высказать его по поводу камина в этой комнате. Как видите, он весь растрескался. Мистер Поппо настаивает на том, что его надо заменить, а мне хотелось бы восстановить его в прежнем великолепии.

— А стоить это будет столько же? — спросил Уолтер, встав между Джеком и еще одной горой образцов. — Спросите его, мой друг, будет ли цена за восстановление камина такой же, как за его замену на новый, как будто вы готовы заплатить ту же сумму как за одно, так и за другое. Тогда вы лучше поймете друг друга, а заодно узнаете, возможно ли восстановление вообще.

Джек усмехнулся, глядя на своего старого наставника:

— Видишь, Алоизиус? Чтобы узнать, что возможно, всегда спрашивай цену, словно готов заплатить. Если твой мистер Поппо будет по-прежнему настаивать на замене, ссылаясь на то, что восстановить камин нельзя, ты поймешь, что он говорит правду. А если он скажет, что может привести камин в порядок за ту же цену, что и за новый, ты поймешь, что он может сделать это и за меньшие деньги. На этот раз заплати ему, сколько он скажет, а то, что переплатишь, вычти из своих следующих сделок. Теперь, как только этот человек раскроет рот, ты будешь знать, как вести с ним дела, чему верить и на чем сэкономить. Ты ведь этому научил меня, Уолтер?

— И у тебя все получалось, Джек, не так ли? Особенно с той покупкой у явного дурака Адама Фаулера. Помнится, ты тогда получил пять акров великолепной земли всего за четыреста долларов.

— Если вы двое кончили поздравлять друг друга с блестящими успехами, — заявил Алоизиус, обмахиваясь концом шарфа, — разрешите сказать вам, что мистер Поппо говорит по-английски.

Джек посмотрел на Уолтера, Уолтер посмотрел на Джека, а потом они оба посмотрели на мистера Поппо, лицо которого озаряла широчайшая улыбка.

— Чтобы восстановить камин, потребуется на пятьдесят гиней больше, достопочтенные господа, — сказал он, и Джек так расхохотался, что, наверное, упал бы, если бы не держался за плечо Уолтера. — В душе я художник, но мне будет труднее восстановить этот старый камин, — упрямо настаивал мистер Поппо. — Это поможет вам понять, как иметь со мной дело?

— Очень даже поможет, мистер Поппо, — ответил Джек, утирая выступившие от смеха слезы. Уолтер хранил гордое молчание: его репутации был брошен вызов. Ведь он гордился тем, что был если не самым умным переговорщиком на свете, то по крайней мере близок к тому, чтобы считаться одним из лучших. — Мы хотим, если не возражаете, увидеть камин в прежнем его виде за двадцать пять гиней сверх пятидесяти. Это предложение вам подходит?

— Ты мог бы заполучить его и за десять, — проворчал Уолтер, повернувшись спиной к сияющему мистеру Поппо с видом человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. — Совершенно очевидно, что наши с тобой таланты не найдут себе применения в обновлении дома. Твое место в полях, ты должен управлять поместьем и выплачивать долги. Я, с моим умом, должен разобраться в вопросах финансов, работая с цифрами, а не с мастеровыми и шторами, а также сводящими с ума дискуссиями, какой оттенок голубого самый подходящий. Алоизиус хороший человек, но он превратит это место в еще один Парфенон, если разрешить ему воплощать свои идеи и втянуть в это тебя и всех остальных. Найди свою жену, и пусть эта разумная молодая женщина проследит за всем, иначе твои карманы быстро опустеют и мы все окажемся под забором.

Хани открыла дверь большой хозяйской спальни на чей-то громкий и властный стук. И отступила назад в изумлении: на пороге стоял Джек.

Мери, сидевшая у очага, расчесывала распущенные волосы, еще мокрые после ванны. Она обернулась и увидела, как в спальню своими обычными большими шагами входит Джек и усаживается в кожаное кресло по другую сторону камина.

Он был мрачнее тучи, пытаясь скрыть свое настроение за натянутой улыбкой. Но Мери с детства могла распознать любое настроение Джека. Когда он наконец поймет, что все его эмоции написаны у него на лице? В данный момент она бы сказала, что он выглядит скорее разочарованным, чем рассерженным. А разочарование никогда не было в чести в Колтрейне.

— Я сама закончу, Хани, — обратилась она к служанке, которая не знала, что ей делать. — Сходи вниз и посмотри, не надо ли помочь матери на кухне.

— Вы уверены, мисси? — Бедняжка Хани, казалось, разрывалась между чувством восторга оттого, что мистер и миссис Колтрейн наконец оказались в одной спальне — где, как всем известно, им и положено было быть, — и чувством страха оттого, что, впустив Джека Колтрейна в спальню, она совершила свою вторую самую большую ошибку с тех пор, как она поцеловала Джимми, помощника дворецкого, предварительно не посмотрев, нет ли поблизости отца.

— Сейчас же! — Приказание Джека и его жесткий взгляд были достаточны, чтобы Хани решила, что ей делать, и поспешно попятилась вон из комнаты.

— Какой же ты злой, Джек. Неужели обязательно надо было ее пугать? — осведомилась Мери, проводя щеткой по волосам. Она все еще была в сорочке и халате. Но так как халат некогда принадлежал Джеку и был таким же закрытым, как саван, она не видела причины, чтобы протестовать против его прихода и просить — раз он явился без приглашения — его уйти, пока она не приведет себя в порядок. Кроме того, ей было все равно, как она выглядит. Ему-то все равно.