Я решил в своих лекциях по химии проводить эти принципы и обратить внимание моих учеников, главным образом, на основные законы химии и не увлекаться фактическим материалом; последний должен был быть сообщен в таком размере, чтобы только подтвердить законы, которые управляют химическими превращениями. У предложил в качестве учебника взять курс Потылицына, но предупредил моих слушателей, что я буду читать совершенно иначе, в особенности в иной форме буду излагать законы химии, а потому потребовал, чтобы каждый юнкер вел запись моих лекций и готовился к репетициям не только по учебнику, но и по его записям; каждый юнкер на репетиции должен был показать мне его тетрадь по химии, — для того, чтобы я мог видеть, что он следил за моими лекциями.

Я старательно готовился к лекциям и относился с большим увлечениям к возложенному на меня преподаванию химии в Училище. Мои слушатели (в количестве 60-65 человек) поняли это мое увлечение и желание научить их химии, применяя новый метод преподавания, облегчающий изучение предмета. Уже с первых лекций я видел, что слушатели с большим вниманием следят за моими лекциями, которые сопровождались громадным числом опытов, искусно подготовленных моим лаборантом под моим личным наблюдением. На первой же репетиции был виден успех нового метода преподавания химии и можно было слышать толковые ответы юнкеров, с пониманием законов, объясняющих химические явления. Конечно, как молодой преподаватель, влюбленный в свою науку и считающий ее чуть не за самый главный предмет среди других предметов, изучаемых в Училище, я был очень строг на репетициях и также строго оценивал ответы юнкеров. Но мне этим хотелось показать мое серьезное отношение к преподаванию химии, а кроме того, убедить педагогическое начальство в необходимости смотреть на преподавание химии совершенно иначе, чем это имело место при моих предшественниках.

Большим неудобством была, конечно, невозможность тотчас-же издать (хотя бы налитографировать) мои лекции. Но я был молодым преподавателем, и мне хотелось на практике испытать мой метод преподавания в течении нескольких лет, — прежде чем писать курс неорганической химии. Кроме того, первые годы я был очень занят подготовкой моей диссертации. Но в общем я остался доволен результатом моего преподавания, так как на экзаменах в конце учебного года (март 1894 г.), как мои ассистенты, так и инспектор классов отметили значительный успех в ответах юнкеров по сравнению с предыдущими годами.

Осенью 1893 года Русское Физико-Химическое Общество справляло 25-летний юбилей своего ’ существования. Учредители Общества Д. И. Менделеев, Н. Н. Бекетов, Меншуткин, Шишков, Бейлынтейн и др. были в то время в добром здоровьи и продолжали служить любимой ими науке. Общество состояло при Петербургском Университете и получало от него ежегодно субсидию; заседания общества происходили в химической лаборатории Университета. K тому времени Общество владело капиталами, проценты с которых служили премиями за лучшие работы по химии. Уже тогда существовали премии имени Зинина и Воскресенского, большая и малая премии А. М. Бутлерова и премии имени JI. Н. Шишкова. Размеры премий были от 150 до 1000 рублей, и они были присуждаемы, как молодым, так и вполне сформировавшимся химикам за их выдающиеся работы.

На торжественном заседании Общества происходившем в актовом зале Университета, присутствовали многие именитые гости, в том числе министр народного просвещения, граф Делянов, не пользовавшийся любовью учащейся молодежи, и громадное число студентов и посторонней публики. На заседании были сказаны речи Н. А. Меншуткиным, Ф. Ф. Бейльштейном и JI. Н. Шишковым; мне особенно вспоминается речь Ф. Ф. Бейлынтейна, в которой он очень красочно сравнил характер работ по органической химии 25 лет тому назад с настоящим временем. Он сказал, что когда Зинин из зерен горького миндаля получил для своих исследований около фунта бензойного альдегида, то он был вероятно одним из богатых людей на свете. В настоящее время стоит послать два рубля в Германию фирме Кальбаум, и через короткое время вы получите кило этого ныне вполне доступного препарата.

После заседания состоялся обед по подписке в одном из лучших ресторанов Петербурга, на котором присутствовало около 150 человек. Я был одним из самых молодых химиков на этой товарищеской трапезе, и получил незабываемое впечатление об этом вечере, так как видел, что немногочисленное в то время русское химическое общество (в нем было около 300 членов) представляло из себя дружную семью, в которой не было никакого чванства со стороны старших членов, а, наоборот, чувствовалось искреннее желание с их стороны помочь молодым химикам встать на правильную1 научную дорогу. Во время обеда были произнесены очень интересные тосты; из них в моей памяти сейчас воскресает речь Н. Н. Бекетова, в которой он, оценив гениальное творчество Д. И. Менделеева, предложил тост за его здоровье. Нечего и говорить, что собравшиеся устроили Д. И. грандиозную овацию и все до единого лично чокнулись с ним. После обеда начались танцы, и Н. Н. Бекетов показал нам, молодым, пример, как еще в его годы (ему было около 70 лет) можно плясать «русскую». Дружеская беседа затянулась до поздней ночи.

В мае 1894 года исполнилось 100 лет со дня казни основателя современной химии Антуана Лавуазье, создателя закона сохранения вещества. Во всех культурных странах было решено отметить этот день чтением особых докладов, посвященных жизни и деятельности этого знаменитого французского химика. Начальство Артиллерийской Академии и Училища поручило мне прочесть в большой химической лаборатории публичную лекцию о Лавуазье, на которой, кроме юнкеров офицеров Академии, могла присутствовать и постороння публика; об этом было объявлено во всех газетах.

Это поручение мне было очень лестно, но оно, конечно, налагало на меня большую заботу: надо было собрать материал и осветить его таким образом, чтобы он представил интерес для слушателей. Кроме того, я решил попробовать свои силы ораторского искусства и не читать написанный доклад, а изложить его своими словами. Хотя еще в Серпухове я практиковался в чтении публичных лекций, но они происходили перед малой аудиторией и среди моих хороших знакомых. Здесь мое положение было много труднее, так как ожидалась большая и разнообразная аудитория; присутствовать должно было и мое начальство, которое должно было получить хорошее впечатление обо мне, и как о лекторе, и как о начинающем химике. К своей работе я отнесся очень серьезно. Материал о Лавуазье я взял из книги Дюма «Письма о химии», а также из первого курса химии, составленного Лавуазье и изданного им еще при жизни. Это редкостное издание по счастью имелось в библиотеке Академии и очень помогло мне при составлении доклада. Из этой книги Лавуазье я взял и рисунки для приготовления диапозитивов. Доклад был расчитан на час и кроме фактического материала содержал также некоторые мои скромные философские рассуждения относительно исторического развития химических понятий до Лавуазье и после него, до наших дней. Я заканчивал свой доклад словами знаменитого французского математика Лагранжа, которые были им сказаны во время казни Лавуазье: «Палачу было довольно одного мгновения, чтобы отрубить эту голову, а надо целое столетие, чтобы появилась подобная». Лагранж ошибся немногим: наш гениальный Менделеев свой новый закон о «Периодическом изменении свойств элементов», обосновал в 1868 году.