— Хорошо, — с готовностью согласилась я, хотя прекрасно понимала, что все идет наперекосяк.

Джим остался наедине со своей бутылкой, а я отправилась на работу, размышляя над тем, насколько реальны его угрозы. Может, он элементарно блефует? А если нет? Мысль о том, что мои дети могут пострадать, постоянно терзала меня. Лихорадочно перебирая в уме возможные варианты и думая, как уберечь мальчиков, я решила позвонить Бейбу и убедить его увезти детей из Порт-Лео. Сняв трубку в платной кабинке, я набрала номер, но никто не ответил. Я не могла понять, плохо это для меня или хорошо. А если на том конце провода только и ждут, чтобы я позвонила? Повесив трубку, я отправилась в бар, ощущая нарастающий приступ головной боли.

У меня не было никакого желания иметь дело с Бейбом. Свои проблемы следует решать без посредников. В тот вечер в баре было тихо, так что у меня было достаточно времени для раздумий. Разработав четыре различных плана, я должна была сделать единственно правильный выбор, чтобы осуществить один из них. Я сосредоточилась на своих мыслях, машинально собирая со столов пивные кружки и игнорируя трансляцию бейсбольного матча по телевизору, который был окутан тонкой пеленой табачного дыма.

Я вернулась в унылый мотель, унося с собой запах сигарет и пива. Джима в моей комнате уже не было. Оказавшись в Боузмене, я настояла на том, чтобы у нас были отдельные комнаты, поскольку старалась держать определенную дистанцию в нашей новой жизни.

Впрочем, у меня был ключ от его комнаты, и я отправилась к нему. Пьяный Джим раскинулся на кровати, распространяя вокруг себя запах виски, лука и гамбургера. На столе валялся пакет с остатками еды.

— Джим, — позвала я. — Ты не спишь? — Я стала тыкать его пальцами в щеки, шею, живот и промежность, ожидая хоть какой-то реакции. Однако мои усилия оказались напрасными. Он лежал неподвижно, и только из его рта вытекла капля слюны, задержавшись на небритой щеке.

— Не пытайся запугивать моих детей, ты, ослиная задница, — прошипела я.

Он даже не пошевелился, продолжая похрапывать во сне.

Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться к себе в комнату. Я открыла маленький чемодан и достала пистолет, который приобрела по дороге в Даллас, заплатив наличными и назвавшись вымышленным именем. Тщательно протерев оружие старой тенниской, я завернула рукоять в ткань и, пройдя через коридор, вернулась в комнату Джима. Глубокая тишина мотеля ощущалась физически и давила на уши. Окутанная непроницаемым мраком, я застыла на несколько секунд, а потом сунула дуло в вялый приоткрытый рот и нажала на курок.

Резкий звук выстрела заставил меня подпрыгнуть на месте.

Я осторожно вложила пистолет в его руку, развернув предварительно тенниску, намотанную на рукоятку, и на цыпочках возвратилась в свою комнату. Часы показывали час ночи. Я решила подождать, не привлек ли выстрел чье-либо внимание, но в мотеле было тихо. Ничто не нарушало тишину: не было слышно ни приближающегося рева сирен, ни встревоженных голосов постояльцев, ни вообще каких-либо звуков.

Я приняла душ, смыв с волос запахи бара, и упаковала вещи.

Мы оплачивали свои комнаты на неделю вперед, и до следующего платежа оставалось еще два дня. Я взяла банковские деньги, украденные Джимом у бандитов, и поехала на арендованной нами машине в круглосуточное кафе. Подкрепляясь яичницей и тостами с земляничным джемом и попивая кофе, я наблюдала, как ночь за окном медленно сереет, постепенно приобретая оранжевый оттенок. Это было довольно красиво, но совсем не так, как наступает рассвет в заливе. Погрузившись в воспоминания, я увидела в окне своих сыновей, которые мелькали передо мной словно маленькие привидения, но это была всего лишь игра воображения, вызванная нервным напряжением. Разлука с детьми оказалось очень болезненной, но в то же время мне не хотелось видеть их, потому что эта глава моей жизни была уже закрыта. Я улыбнулась детям-призракам, и их бледные лица исчезли за темным стеклом.

В семь утра я уже приехала в аэропорт Боузмена, оставив арендованную машину на стоянке. По радио ничего не говорили про самоубийство или убийство в мотеле «Пайн Коун». Джим имел обыкновение вставать довольно поздно, поэтому горничная не должна была появиться, чтобы убрать у него, раньше десяти, тем более что я не забыла повесить на ручке его двери табличку «Не беспокоить». Так что до двух часов дня Джима никто не побеспокоит, а может быть, и до следующего утра. Горничные мотеля вовсе не горели желанием проявлять излишнюю инициативу.

Еще через час под именем Евы Майклз, которое мне пришлось использовать с тех пор, как мы покинули Техас, я уже находилась в самолете, направлявшемся в Денвер, и молила Бога, чтобы в багаже не потерялся мой чемодан с пятьюстами тысячами долларов. Этим рейсом летели в основном бизнесмены; салон был заполнен не в такой степени, как мне бы хотелось, и возрастала вероятность того, что меня могут запомнить. Мой сосед оказался излишне любопытным и сразу поинтересовался, куда это я направляюсь в такую рань. Мне хотелось сообщить ему, что я бросила мужа и шестерых детей, пристрелила своего гнусного любовника и прихватила с собой полмиллиона украденных долларов.