— На нас объявили охоту. Каждый в опасности. Пока мы не разберёмся со всем, ты будешь здесь, под моей защитой.

Так и хотелось плюнуть ему в лицо и сказать, где я его «защиту» видела. Сдержалась. Слишком мало сил было. И тут же вспомнила последнее… Вспомнила то, зачем приехала в Россию. Сердце защемило, и боль была, но не та, как прежде. Бросила мимолётный взгляд на рядом стоящую капельницу и усмехнулась. Меня явно пичкали успокоительными. Только лекарства помогают лишь временно.

— Да пошёл ты со своей защитой, — устало выдохнула, отворачивая голову.

— Ангел, — такое обращение заставило вздрогнуть. — Я обещал Роберту защищать тебя.

— Его больше нет. Твои обещания аннулированы. Свободен.

Не хватало только рукой махнуть, мол, проваливай. Только проваливать никто не желал, и сейчас лишь заметила, что Аристарх держат меня за руку.

— И не подумаю. Ты хоть понимаешь, что тебя убьют, едва окажешься снаружи?!

Теперь мужчина злился. И захват моей руки усилился.

Раньше бы, я отдала всё, чтобы он хоть прикоснулся ко мне, а теперь мне это не нужно. Любовь прошла, и я о ней ни разу никому не говорила.

— Если станет легче, сам застрели меня. Уверяю, против не буду. Этим ты окажешь всем услугу.

— Ангел! — взревел он, вскакивая со стула и заметался по помещению.

Было всё равно. Наверное, убийство стало единственным вариантом избежать боль и уйти от проблем. Раньше, подобный выход я признавала слабым и самым лёгким, но сейчас для меня это было единственное, что поможет.

— Уходи, — тихо произнесла, продолжая смотреть куда-то в стену.

Мужчина молчал, но я отчётливо ощущала на себе его пронзающий взгляд. Раньше бы точно напряглась, посмотрела, съязвила, но теперь…

Ничего.

Пустота.

И Сокол ушёл.

Ушёл, громко хлопнув дверью.

И наконец, я вновь осталась одна. Но успокоительные не давали здраво мыслить и вспоминать об утрате. И я, закрыв глаза, стала погружаться в сон. Там было легче, и проще.

***

Спустя три дня меня всё же отвязали от кровати окончательно, дав возможность передвигаться по палате. Всего-то! Конечно, за порог моей «тюрьмы» никто не отпускал, но уже что-то. Не знаю, было ли это желание Аристарха оградить меня от опасности или от себя собой, но благодарности ни на дюйм не ощущала. Единственное, надоело, что пичкают меня разными успокоительными, отчего чувствовала себя чужой и отстранённой. Мне нужно было ощущать всё: боль, ненависть, горечь, вину, страх.

Всё!

Но чувства были слишком притуплены.

Уже ночью, претворившись спящей, убедив медсестёр и врачей, что до утра не проснусь, аккуратно встала с постели, отцепила капельницу, и медленно направилась к окну. Это первый раз, когда я решилась заглянуть, куда попала, хотя догадка уже была в голове.

«Не ошиблась»- горько усмехнулась, хватаясь руками за подоконник.

Частная поликлиника Соколова, созданная для специального «обслуживания» (без слов понятно, для кого), имеющая лучшее медицинское оборудование и специалистов высшей категории, располагалась недалеко от города, и также в двадцати километрах от особняка Сокола. Посторонних здесь никогда не было, а рассекречивать ужасы, что порою здесь случаются, никто не мог. Мужчина умел убеждать людей, да и платил слишком много за молчание.

Сбежать не удастся. Во-первых, вокруг парк, переходящий в лес. Во-вторых, охрана, так «заботливо» поставленная ко мне, и шагу за палату не даст вступить. В-третьих, помогать никто не станет. Засада по всем фронтам.

Мотнув головой, опустилась на пол, прислоняясь спиной к стене. В голове была пустота, и ни единого желания бороться.

Апатия.

Стоило глазам чуть прикрыться, и накатили первые волны боли.

Препараты переставали действовать.

Кажется, мир резко перевернулся, меняя краски и ощущения. Воспоминания, которые отгоняла долгое время, всколыхнули сознание. Смех. Смех Роберта слишком отчётливо звучал в голове. Но…

Этого не могло быть.

Издевательство.

Его нет.

Мёртв.

Мой брат мёртв.

И действительно, пришла реальность. Вот так. Неожиданно. Кто-то выключил свет будто. Мир потух, чтобы зажечь неимоверную гнетущую боль. Болело не только сердце и душа. Болело всё тело.

Слёзы, стекающие по щекам, казались уже обычным делом, поэтому внимания на них не обращала. Были куда важнее мысли…

И вина.

Вину я не просто ощущала. Это было что-то поистине ужасное. Как наказание. Как реальность.

Когда-то Роберт избрал свой жизненный путь, рассказал о нём родителям, а те просто выставили его из родного дома, а потом и во все отказались. Они много раз говорили мне, что мой брат мёртв для них, и все разговоры о нём были под запретом. Однажды, мать даже ударила меня, когда я начала просить её, отпустить меня к близкому человеку. И никогда не могла понять родитель, их мысли и ту жизнь, которой они жили. Нет. Они не были монстрами, но мнение окружающих для них было важнее всего. Стоило понять эту истину, и я сразу поняла, что мне нужно и главное — кто. После совершеннолетия и окончания экстерном колледжа, собрала всего один чемодан, оставила записку родителям, где подробно описала, какими вижу их Я, и, не сожалея, не раздумывая, улетела в Россию.