Достав из кармана свой старенький телефон, который несколько недель назад была вынуждена перемотать скотчем, чтобы он не распался на части, я посмотрела на экран. Электронные цифры показывали, что уже давно за полночь, а значит, можно идти спать. Но так не хочется. Здесь хорошо и спокойно. Пусть это и выглядит смешно, но не смотря на то, что я тут только несколько дней, это место казалось самым уютным в мире, будто только тут я могу быть сама собой. Ведь вокруг, кроме меня, никого нет, и не нужно скрывать свое уродливое лицо перед другими, оно сейчас никому не мешает.

Но спина уже некоторое время немного побаливала от долгого сидения на твердой скамейке, из-за чего я все же вскоре решаюсь подняться и, не торопясь, побрести уже по знакомой тропинке к домику. И только в последний раз оглянувшись в сторону так понравившегося мне места, я почувствовала, как начала скучать.

Проходя мимо мигающих фонарей и все тех же деревянных домиков, я подошла к тому, в котором сейчас жила. Свет в окнах не горел, а значит, никого из моих соседок по комнате еще не было. Наверное, еще где-то гуляли с остальными. Как всегда позже придут, насквозь пропахшие сигаретами и алкоголем.

Не знаю, где они берут так много денег на пиво, которое так часто пьют, но всякий раз, когда они приходили почти в три часа ночи, я притворялась спящей, дабы избегать возможных конфликтов, ведь в выпившем состоянии они были невменяемые, а если я сплю и вообще занимаю минимум пространства, они могут решить, что меня просто не существует. Конечно, приходя, они даже и не старались говорить тише из-за того, что кто-то уже спит. Громко смеялись и разговаривали, иногда обсуждали то, как я их бешу, перечисляя все мои недостатки и изъяны, изредка предполагая, что мир был бы лучше без меня. А я ведь и не спорю, возможно, так и правда было бы лучше. Во всяком случае, лежа на кровати лицом к стене и тихо всхлипывая так, чтобы они не заметили, я в очередной раз чувствовала себя полным ничтожеством. Почти всегда меня волновал вопрос: почему они так внезапно начали злиться на меня? Я ведь ничего им не сделала, даже наоборот, часто давала списывать домашку и в детстве делилась игрушками, вот только вместо простого «спасибо» постоянно слышала «уродина».

Не включая света, я открыла старенькую дверь, после чего зашла внутрь. Через окна еле пробивался свет от недалеко стоящего фонаря. Мне этого хватало, чтобы увидеть свою тумбочку и, не спотыкаясь о стул, дойти до нее. Достав из нее зубную пасту и щетку, я вновь пошла на улицу.

Умывальник находился неблизко. Но больше меня волновало то, что ночью находиться тут совсем одной было немного страшно. Возможно, я боялась темноты из-за того, что в детстве мой отец, приходя ночью пьяным, постоянно избивал меня, таким образом даря мне страх перед этим временем суток. С тех пор мне вечно казалось, что в темноте пряталось что-то необычное и страшное. Оно словно постоянно следило за мной своим цепким взглядом, ожидая подходящего момента. Поэтому, находясь в темноте, я всегда прислушивалась к посторонним звукам, ведь каждый шорох казался чем-то таким, что за собой обязательно потащит последствия.

Вот и сейчас, не спеша идя по тропинке к умывальнику, я все время оглядывалась по сторонам и настороженно прислушивалась к шорохам. Но ничего, кроме моих неторопливых шагов, не звучало в тишине, но это и к лучшему.

По обе стороны от дорожки росли высокие деревья, половина из которых были фруктовыми, и невысокие кусты. Почему-то, когда дул ветер и низкие ветки покачивались, мне все время казалось, что там кто-то есть. Наверное, у меня самая обычная паранойя, вызванная не очень счастливым детством и постоянной необходимостью быть готовой к неприятностям, но только одной этой мысли не хватало, чтобы успокоиться и согласиться с тем, что между деревьями никого нет. Чувствуя, как постепенно разум затмевает чувство тревоги и страха, я неосознанно делаю шаги быстрее и стараюсь уже не смотреть по сторонам, повторяю, что это всего лишь мое больное воображение.

Понимая, что осталось еще немного и скоро дойду до умывальника, я почувствовала некое облегчение от того, что до сих пор ничего не произошло, вопреки всем моим предположениям. Вот только вскоре я застыла на месте, широко раскрыв глаза, услышав громкий смех и разговоры. Так как я находилась еще довольно далеко, то не могла понять смысла слов этой шумной компании, но сам факт того, кому принадлежали эти голоса, заставлял меня почувствовать резкую неприязнь и отчуждение. Наверное, сейчас я была очень удивлена, так как совершенно не ожидала увидеть тут пьяную компанию детдомовцев. Раньше они предпочитали гулять за пределами базы, так что изменилось сейчас?

По-прежнему стоя на месте, я задумалась, стоит ли туда идти. Они, конечно, меня заметят, если я пройду мимо них к умывальнику, но не останавливаться же просто потому, что они там. Действительно, если подумать, то мне лучше развернуться и уйти прочь, пока не поздно, иначе ситуация может приобрести разные повороты.

– Посмотрите, кто тут стоит, – еле заметно вздрогнув от столь насмешливого тона, я резко обернулась, чтобы увидеть его обладателя.

По этой же дорожке, на которой я сейчас стояла, шел Никита со своим другом Колей и Машей, моей соседкой по комнате, которая еще до отъезда сильно сдружилась с ними и теперь проводила много времени с парнями, оставляя свою лучшую подругу одну.

Быстро окинув их взглядом, я заметила в руках у Никиты и Коли два довольно немаленьких пакета, наверное, они ходили в магазин. Ну конечно, они выглядят постарше меня, поэтому им продадут все, что угодно. Вот Машка практически всегда одевала короткие юбки и красилась так, словно пыталась соответствовать стереотипам о блондинках. Парни же выглядели, как обычные подростки с их помятыми футболками и потертыми джинсами.

– Неужели следишь за нами? – слегка прищурив глаза, поинтересовался Никита. Скорее всего, они как раз шли к беседке к остальным ребятам и тут встретили меня. А мне ведь, как всегда, не везет. Вот они уже сделали предположение по поводу того, что я тут делаю, и, скорее всего, теперь я для них кажусь еще более омерзительной. Пусть это неправда, и я просто шла к умывальнику, но навряд они будут слушать меня. Мои слова для них всего лишь пустой звук.