– Мне кого поручишь?

Видов достал из кармана крохотную конфетку и, сняв обёртку, отправил в рот. От души насыпал в кружку заварки и залил её кипятком.

– Тебе - самое сложное, камрад.

– Хлюпиков-очкариков?

– Не спеши, скоро узнаешь. Пока посоветоваться хочу: у меня одни сопляки под рукой, многие впервинку волонтерами идут. Прикинули мы с ними маршруты - глянь опытным взглядом. Как там тебя наш привратник называет? Человеком, съевшим лисьи глаза?

Настоящая карта совсем не похожа на карты, которыми привыкли пользоваться обычные горожане. Нет на ней ярко-зелёных пятен парков и серых многоугольников заводских территорий, нет жёлтых кружков автобусных остановок и синего потока реки с пиктограммами корабликов в порту. Вся она состоит из разноцветных линий и значков, обозначающих инженерные сети, подземные и наземные коммуникации, выходы на поверхность, габариты опор и эстакад и многое-многое другое, включая ведомость деревьев с отображением каждого дерева на своём месте. По сути это целый атлас внутренностей города, чтение которого требует специальных знаний и хороших навыков.

– Так кого мне всё-таки вести?
– спросил Карл Иванович, закончив разбор маршрутов.
– Князя что ли? У него вдоль "железки" несложный маршрут, только у Верблюжьего моста надо крюк через фабрику сделать, чтоб на патрули не нарваться.

– Да ну князя!
– отмахнулся Видов.
– Я его самого ушлю, только дорогу растолкую да бумаги выправлю. Пострижём по-модному, переоденем - от современников не отличишь. Главное, рта не открывать: сколько этих князей мату не учи, всё одно через слово на французский сбиваются.

Броуновское движение в убежище не прекращалось ни на минуту. Подходили с вопросами волонтёры, всё больше незнакомые Карлу Ивановичу, приносили и складывали у стен книги и вещи - из тех, что подлежали вычистке, какая-то юная и бойкая девица с длинной косой вела учёт, записывая химическим карандашом в амбарную книгу их прибытие и убытие. "Исторические недобитки" уныло слонялись из угла в угол в ожидании своей очереди. Привели того самого помещика, что жил с крепостными в панельной хрущёвке. Помещик был беден, скуп и почти постоянно пьян, рукоприкладствовал, блудил, порол провинившихся розгами во дворе, но крепостные наотрез отказывались получать от Города вольную.

– Его что ли?
– поморщился Карл Иванович, питавший стойкое отвращение к соседу по дому.

Видов отрицательно покачал головой.

– А кого?!
– не выдержал волонтер.
– Не Марфу-посадницу же с ребенком?!

– Обернись.

Карл Иванович обернулся и обнаружил перед собой бойкую девицу с собакой на поводке. Девица была симпатична и улыбалась, собака - уродлива и скалилась.

– Возьмите, - произнесла девушка и отдав поводок, убежала.

Уродливая псина оценивающе посмотрела на нового "хозяина". Её вытянутую морду украшали мощные челюсти с торчащими наружу зубами, а из открытой пасти на пол капала слюна. Выглядела зверюга отталкивающе: всклоченная шерсть - не то грязная, не то рыжая, выпирающие рёбра, непропорционально толстый и короткий хвост. Вся она была какой-то нескладной, словно склеенной из разных частей.

– Что это?!
– изумлённо воскликнул Карл Иванович.

– Вымершая собака кури, - сообщил Видов.
– Четырнадцатый век. Маори приносили их в жертву богам, обжаривая сердце на вертеле. Правда, богам перепадал лишь аромат, а мясо хавали сами жрецы. Экземпляр, можно сказать, уникальный, но шибко своенравный.

Вымершая собака широко зевнула, показав множество острых зубов.

– Её даже из города вывозить не нужно, только в Затоку доставить, в серпентарий.

– К змеям?
– ядовитым тоном уточнил волонтер.

– Там её согласились приютить.

Карлу Ивановичу потребовалась целая минута, чтобы сообразить: доставить это невообразимое существо в Затоку будет в десять раз тяжелей, чем пройти по любому другому маршруту. Собаку не уговоришь сидеть в сумке и молчать, когда тебя останавливают патрульные, а главное - совершенно непонятно, как переправиться с ней на другой берег реки. На мостах полиция шмонает по-настоящему, до последнего кармана, а на вокзалы (что железнодорожный, что речной) с подобной псиной вообще не сунешься. Остаётся вплавь, но для этого нужно добыть лодку.

2.

Идти с кури оказалось сущим мучением: животное то и дело шарахалось из стороны в сторону, проверяя поводок на прочность.

– Шею себе сломаешь...
– ворчал Карл Иванович, но кури его ворчание было до фонаря. Она жила своей собачьей жизнью, в которой не существовало ни чистки, ни проводника, зато были сотни запахов - манящих и отпугивающих.

Неожиданные рывки запросто могли вывихнуть руку, но когда собака потащила волонтёра по-настоящему, он еле удержался на ногах и выпустил поводок. Пришлось бежать за рванувшей куда-то псиной, стараясь не поскользнуться и не грохнуться оземь. Осиновая роща числилась городским парком, но давно стала заброшенным и унылым уголком посреди исполинского мегаполиса. Прибежищем забулдыг, цыган, бомжей и всякого рода шпаны всех веков и народов. Поэтому Карл Иванович совершенно не удивился, когда вслед за кури выскочил на поляну, служившую пристанищем бездомному старику. Впрочем, дом у него всё же был - бочка из-под авиационного керосина: старая, помятая, изъеденная ржавчиной и поросшая мхом. Бомж неожиданно заинтересовал кури, и собака остановилась, принюхиваясь и едва заметно виляя толстым хвостом. Тут-то её и догнал, наконец, Карл Иванович. Эта встреча, пожалуй, и не запомнилась бы ему, если бы на выходе из парка их с собакой не остановил патруль.