— Да не была она в кузнице, не была вовсе! А сказывают которые из кобылки — вверх по горе, мол, пошла… Светличный сторож, сказывают, видел: «Ты куда, — спрашивает, — Авдотья, идешь?» «Цветочков, говорит, на прощанье Андрюше своему нарвать иду». С тем и ушла в сопку. Не поверил я втапоры: ботает, думаю, кобылка, галится надо мной, попужать хочет… Побег сначала сюда… Ну, а, видно…

Подуздиха заголосила, запричитала… Поспешно одевшись и сказав Тане, чтоб она оставалась дома, я отправился в тюрьму. Бусова уже не было на улице.

В квартире смотрителя я застал необычное движение. Голос Кострова, разъяренного как дикий зверь, гремел на весь дом. Он продолжал кричать на надзирателей и ругаться непечатными словами, даже когда увидал меня.

— Сволочи, черти! Всех в кандалы закую! В карцере сгною, за-по-рю!.. Ах, не до вас мне теперь, — грубо отмахнулся он в мою сторону, понижая, впрочем, охрипший голос и не глядя прямо в глаза. — Вы не знаете, что творится здесь. Они под суд меня упечь хотят, негодяи! Я, видите ли, по простоте душевной раньше срока объявил об отправке на Сахалин. По настоящему-то надо было в самое утро отправки, сегодня прочитать бумагу и сейчас же после того арестовать кого следует. Оно так, по правде сказать, и предписано мне было сделать… А я думаю себе: люди ведь тоже… Надо им дать приготовиться, собраться… По человечеству-то лучше… А они вот, мерзавцы, какое человечество мне преподнесли! Представьте себе, две девки сегодня ночью бежали со своими любовниками! Ну, а кто теперь, позвольте спросить, ответит за это? Я, один я! Но только я на дне морском разыщу негодяек и. шкуру спущу со сволочей! В свою голову запорю… Ей-богу, запорю сам, собственными руками!

— Аи вы тоже хороши! — вдруг накинулся Костров на оробевшую толпу стоявших кругом надзирателей. — Вы-то чего же глядели? За что вы жалованье получаете? Я всех вас под суд отдам, вот что! В Сибирь отправлю!..

Тут Костров, однако, сообразил, что зарапортовался, грозя сибирякам ссылкой в Сибирь, и поспешил поправиться:

— Всех до одного рассчитаю, всех! Черти, сволочи!

— Позвольте доложить, господин смотритель… — заговорил было кто-то из надзирателей, заикаясь от страха, но Костров гаркнул во всю глотку:

— Мельчать! (по-сибирски выговаривая слово молчать). Мельчать, коли вас не спрашивают!

И тут же прибавил с любопытством:

— А в чем дело?

— Позвольте доложить, господин смотритель, Андрей Бусов не бежал.

— Бусов? Не говорите вздора. Я вполне уверен, что эта хитрая цыганская морда бежала вместе с Дунькой.

Тут я счел возможным вмешаться в разговор и рассказать про свое свидание с кузнецом и про его опасения. Костров разразился насмешливым хохотом:

— Ха-ха-ха! Ловко придумал бестия — в старую, мол, шахту бросилась. Нашел дуру! Так я и поверил! Глаза хочет отвести. Спрятал ее сам, чтоб потом вместе убежать, когда партия уйдет на Сахалин и розыски утихнут. Ну, да не на того простака напали… Сейчас же извольте арестовать этого мерзавца и держать под строжайшим караулом! Нет, лучше всего в тюрьму отвести. Собственной головой мне за него отвечаете. А Дуньку продолжать разыскивать. Коли Бусов здесь, значит и она неподалеку. Ну, а про другую пару не слышно ль чего? Где Сенька с Катькой?

— Не могим знать, господин смотритель, — отвечали надзиратели, — те, надо полагать, действительно убегли…

— «Действительно, действительно»… — передразнил Костров со злобой. — По мордасам действительно следовало бы кое-кого отхлестать. Чего ж вы торчите тут? Ступайте делать, что вам приказано!

Надзиратели моментально скрылись.

— Что же, однако, теперь будет? — жалобно застонал тогда смотритель, обращаясь ко мне. — Что я заведующему донесу? Из пяти баб, которых я должен сегодня доставить, целых двух недостает… Черт знает что такое! Да еще третья — вообразите, какие нежности! — горячкой внезапно захворала… Само собой, притворство. Дрянью какой-нибудь облопалась — это они умеют. Мастера на всякие каверзы! Только мне до этого нет дела. Эту-то госпожу я все равно в Горный отошлю, а там пускай доктор как знает разбирается.

Я наконец тоже оставил Кострова. Мне хотелось поскорей повидать Бусова.

Стояло ясное теплое утро. Сопки, одетые едва начавшей блекнуть зеленью, утопали в солнечном блеске. Светличка в руднике ослепительно ярко сверкала порыжелыми стеклами своих окон. По какому-то инстинкту я направился вверх по горе. Там вдали блеснули на солнце штыки быстро двигавшегося отряда казаков.

От рудника вдруг послышался громкий, звавший кого-то голос:

— Сюда! Сюда!

Я невольно ускорил шаги и на одном из утесов увидал человеческую фигуру, неистово махавшую красным флагом. Находившиеся дальше меня казаки, очевидно, тоже его заметили: они вдруг остановились, точно совещаясь о чем-то; еще раз сверкнули штыки, и отряд повернул к не перестававшему кричать человеку. Это был Бусов. Я первый к нему подбежал. С ног до головы он был мокр от лившего рекой пота, и мне показалось даже, что черные как смоль волосы кузнеца слегка покрыты белой пеной, как у взмыленной от долгой и быстрой езды лошади.

— Ну что, Андрей? — спросил я, задыхаясь.

— Нашел… Сюда! Сюда! — закричал он опять, возбужденно размахивая своим флагом.

Я недоумевал: если он нашел Авдотью живую, то с какой стати призывать конвой?..

— Чего ревешь? — сердито спросил, приблизившись, плечистый урядник с неприятным багрово-угреватым лицом. — Кого тут нашел?

— Авдотью нашел, пойдемте.

Казаки молча переглянулись, и все мы последовали за Бусовым. Сквозь колючий кустарник боярышника и шиповника, через высокие кучи колчедана и забракованной старой руды, ярко блестевшей на солнце, он наконец привел нас к большой земляной выемке, усеянной камнями и поросшей бурьяном. Посредине валялись старые полусгнившие доски, и рядом зияло черное отверстие колодца с полуразрушенным срубом. Это была старая шахта…

Урядник первый нарушил молчание.

— Ты, собачья шерсть, не дури, — обратился он к Бусову, энергично потрясая перед самым его носом огромным кулачищем, — ты начальство со следов не сбивай! Какого лешего ты тут нашел? Где видишь?

— Лезьте туда, увидите, — спокойно ответил кузнец.

— Сам лезь, варначья душа! Нашел тоже дураков… Да тут и подступиться-то боязно, живой рукой вниз полетишь… Гниль ведь одна… А там теметь! Нешто тут можно что увидать? Десяток-другой сажен, поди, будет? А нанизу небось вода?