Пыль и копоть покрывали все внутри кузни, а от спертого воздуха у пришельцев захватило дух. Ни следа того, кого они искали. Только жестяной бокал на каменном выступе давал попять, что совсем недавно здесь был человек.

Син-Жин беспомощно взглянул на Мельцера. Тот в ответ только растерянно пожал плечами. Что же делать? Где искать Панайотиса? Может быть, зеркальщик снова попался на удочку юного египтянина, может быть, Али Камал солгал и то, что он рассказал о Панайотисе, было неправдой? Мельцер заколебался, раздумывая, не вернуться ли ему не солоно хлебавши, но потом вспомнил, что у Лин Тао была только одна надежда — на них.

И они решили ждать. Опустившись на пол, все дремали. Не было сказано ни слова. И чем дольше они сидели так, глядя в каменный пол, тем больше отчаивался Мельцер. Если вся история с Панайотисом — неправда, то и бегство Эдиты в Венецию, о котором говорил Али, тоже ложь.

На город опускались сумерки. Сидевшие в кузнице уже с трудом различали лица друг друга, когда внезапно раздался глухой шум, от которого все повскакивали с мест. Китайцы схватились за оружие. Казалось, по комнате ходит кто-то невидимый. Мельцер поглядел на потолочные балки, затем снова на каменный пол, и вдруг бесшумно, словно его распахнула чья-то призрачная рука, в полу открылся люк, который то ли из-за темноты, то ли из-за пыли никто не заметил.

Из глубины показалась рука с мерцающей масляной лампой, затем туловище мужчины в темном камзоле. Пока что неожиданный посетитель из подземного мира не заметил присутствия незваных гостей, а те не решались вздохнуть.

Когда мрачный субъект вылез из дырки в полу, он встал на колени и посветил лампой вниз.

— Осталось всего две ступеньки до верха, — негромким, сдавленным голосом крикнул он. — Тогда все будет в порядке.

Вскоре после этого в отверстии показалась вторая фигура. И пока Мельцер раздумывал, как поступить с обоими, китайцы набросились на них и после недолгого сопротивления связали.

Поднеся масляную лампу к лицу одного из пленников, зеркальщик спросил:

— Ты Панайотис?

— А если даже и так? — грубо ответил тот, пока двое китайцев держали ему сзади руки.

Когда Мельцер приблизился ко второму, тот опустил голову, чтобы его лица не было видно.

— А ты? — крикнул Михель. — Кто ты? Назови свое имя!

Неизвестный молчал, словно воды в рот набрал. Тут зеркальщик схватил его за волосы, заставил поднять голову и испугался:

— Да вы же… вы же Алексиос, дворецкий императора! Пленник кивнул.

— Вы заодно с предателем? Как вам не стыдно!

Пока китайцы скручивали пленникам руки и ноги цепями, висевшими на степах кузницы, Мельцер в сопровождении Син-Жина спустился вниз по потайной лестнице, чтобы узнать, что там кроется. Но увидев длинный коридор, который шел прямо под Большой стеной, они повернули обратно. Мельцер был смущен.

Алексиос начал причитать и обвинять Панайотиса в том, что тот склонил его к предательству и выпытал самые сокровенные тайны императора, не заплатив денег, о которых они договаривались.

— Сохрани меня Господь! — то и дело вскрикивал дворецкий плаксивым голосом.

Как ни ужасало Мельцера предательство дворецкого, больше всего его беспокоила судьба Лин Тао. Он подошел к Панайо-тису поближе и бросил:

— Это ты убил папского легата! Кто стоит за тобой?

Панайотис нагло усмехнулся. Вместо ответа он презрительно сплюнул на пол, потом отвернулся, словно хотел сказать: из меня ты ни словечка не вытянешь!

Син-Жин, более искусный в обращении с упрямыми пленниками, чем Мельцер, начал, пока зеркальщик напрасно пытался добиться от Панайотиса хоть какого-нибудь ответа, раздувать горн. И, не найдя ничего более подходящего, стал нагревать огромные щипцы. Затем китаец поднес их к лицу Панайотиса и тихо, но очень выразительно сказал:

— Признавайся, или это раскаленное железо навсегда погасит свет для твоих глаз! Ты убил папского легата?

Панайотис был крепким орешком, привычным ко всяческим пыткам и жестокости. Раскаленное железо у его носа мало впечатлило его. Он отвернулся и ничего не ответил. Может быть, Панайотис, привыкнув к жестокости как к чему-то повседневному, просто не подумал, что китаец может быть настолько беспощадным.

Но Син-Жин тут же развеял все его сомнения. Он снова повторил свой вопрос:

— Ты убил папского легата? — и ткнул Панайотису в лицо раскаленными щипцами.

Связанный завопил так, что эхо отразилось от низкого потолка, и осел на пол. Син-Жин попал ему раскаленными щипцами в правую бровь, свисавшую теперь словно горелая тряпка. Кровь потекла по лицу Панайотиса, прокладывая себе путь в уголок рта.

— Ты не понял вопроса?! — заорал Син-Жин, и Мельцер, широко раскрыв глаза, увидел, как китаец поднес раскаленные щипцы ко второму глазу предателя.

Алексиос, которому пришлось наблюдать за пытками в непосредственной близости, весь задрожал. Боясь, что его может постигнуть та же участь, он заорал: