Очутившись внутри апартаментов, старайтесь не слишком пялиться по сторонам. Делайте вид, что у вас тоже хватает комнат и залов, по которым можно бродить с утра до вечера, отдыхая то на диване, то в кресле, то на просторном спальном ложе под королевским балдахином. Притворяйтесь, что у вас точно такие же камины, общим числом три: первый – кремовый с бежевыми прожилками, второй – черно-сизый с мерцающими крапинками, последний – из белого мрамора с фиолетовыми прожилками. Пузатыми вазами с китайскими миниатюрами нас тоже не удивишь, у нас полным-полно таких ваз, просто ставить некуда. И раскидистых, как баобабы, люстр хватает, и бронзовых канделябров (на кой хрен они, кстати говоря, нужны при наличии электрического освещения?). Подлинники мастеров живописи? Видали мы эти подлинники! Красного дерева часы величиной с платяной шкаф? Эко диво, тьфу!

И только очутившись в одной из трех ванных комнат, где никто за нами не подсматривает (хотя кто знает, кто знает…), можно дать волю чувствам, трогая все эти золоченые финтифлюшки да краники, оглаживая кафельные и фаянсовые поверхности. Не та красота, которая спасет мир, но все равно здорово.

Однако по-настоящему дух захватывает в персональном зимнем саду, сооруженном на верхушке «кутузовского» дома. Вот где поистине райский уголок! Попав внутрь, невольно задаешься вопросом, почему господь изгнал из Эдема Адама и Еву, а некоторым их куда более грешным потомкам обеспечил райское существование непосредственно на земле?

В этом божественном оазисе удушливо благоухают тропические цветы, топорщатся манговые заросли, подают жутковатые голоса яркие попугаи. Правда, их приходится держать в клетках, поскольку сад необходимо постоянно проветривать, открывая фрамуги. По этой же причине помещение невозможно оградить от вездесущих московских воробьев, непринужденно купающихся в искусственном озерце или склевывающих диковинных жучков с магнолий.

Но не только воробьям тут раздолье – сад настолько велик, что трудно сказать, то ли он является продолжением апартаментов, то ли сами апартаменты пристроены к саду. Для того чтобы сюда беспрепятственно проникал солнечный свет, добрую треть кровли возвели из высокопрочного стекла. Под полом тянулась целая система насосов, дренажных отводов и трубопроводов. Помимо центрального отопления была задействована установка, отвечающая за воздушный подогрев. Исправно функционировала система полива растений. В растворном узле готовились минеральные удобрения.

Уход за садом осуществляла команда из трех человек, к которой, в случае необходимости, подключались механик или электрик. Но все эти работяги твердо усвоили одно простое правило: не хочешь потерять теплое местечко – не попадайся на глаза хозяину. Стоило персоналу получить сигнал о его приближении, как они моментально испарялись, подобно бесплотным духам.

Он любил находиться в саду в полном одиночестве, особенно когда за стенами его персонального рая бушевала непогода. За прозрачной торцевой стеной вселенский потоп, по стеклянной крыше низвергаются хляби небесные, а он блаженствует в шезлонге, изолированный от любых бед и напастей…

Только не поддавайтесь зависти и избегайте мыслей, будто обладатель сей роскоши вас когда-то где-то как-то обобрал. Ложь. Поклеп. Ну, может быть, ему и пришлось маненько нажучить Иванова с Сидоровым, может быть, даже несколько миллионов таких ивановых с сидоровыми, но ведь не вас лично, правда? Так что восхищайтесь скромным обаянием буржуазии и помалкивайте в тряпочку. Не то…

– Яйца оторву! – прорычал Кочер, мечась по бильярдной.

Углы просторного помещения тонули во мраке. Там, напоминая притаившихся гиппопотамов, тускло лоснились низкие диваны, мерцали бутылки в зеркальных гротах бара, томился в ожидании неизвестно чего черный суперплоский телевизор с чуть ли не двухметровым экраном. В круге света находился лишь громадный стол под зеленым сукном, черный щит с записанным мелом счетом, кийная стойка да открытые ящики на резных ножках, в которых хранились шары, желтоватые, как черепа убиенных младенцев.

Сам Кочер то появлялся на свету, то вновь ускользал в тень. Что-что, а эту тактику он освоил досконально.

– Падла! – возник.

– Паскуда! – пропал.

Хотя Кочер ругался, как пьяный сапожник, был он человеком весьма уважаемым, известным не только в деловых, но и в политических кругах. О его международной корпорации, ворочающей миллионами долларов, писали в прессе и даже вскользь упоминали по телевидению. Именовалась она по-английски «Голден хиллз», а по-русски – «Золотые горы». Никто, кроме Кочера, не знал, откуда взялось это название, а он на эту тему не распространялся. Не объяснять же каждому, что это была дань детству, когда маленький Кочер любил напевать песенку из мультфильма «Вовка в Тридевятом царстве». Звучала песенка так: «Имел бы я-а златые горы и ре-е-еки по-олные вина-а…» Далее следовала строчка «но крашу, крашу я заборы», которую будущий мультимиллионер интуитивно недолюбливал, а потому замалчивал. И правильно делал. За свою жизнь он не покрасил ни одного забора, даже самого маленького. Его предназначение было иным.

К началу третьего тысячелетия от Рождества Христова Кочер стоял на ногах так прочно, что не повалишь. Начинал он, как многие, с банального кидалова да мочилова, а по прошествии лет его корпорация ворочала мультимиллионными капиталами, и не было в столичном бизнесе места, где бы он не имел своего интереса. Курочка по зернышку клюет, а господину Кочеру, весившему без малого сто кэгэ, таких зернышек требовалось ой как много. И без доступа к государственной кормушке он чувствовал бы себя обделенным.

Путевкой в большую жизнь послужило мимолетное высказывание Чубайса, отозвавшегося однажды о Кочере как о честнейшем предпринимателе, с которым можно иметь дело. Для людей понимающих это означало многое. Правда, Кох и Гайдар забывали упомянуть Кочера в своих высказываниях, но они давно не пользовались тем авторитетом, как на заре перестройки. Кочер запросто обошелся без их рекомендаций, проталкиваясь к «шведскому столу», как шутливо именовали в определенных кругах благодатную ниву приватизации. Урвал кусок здесь, урвал кусок там, перемолол, проглотил, снова хапнул, не позволяя оттеснить себя от дармового пирога – Кочер здорово поднаторел в этой деятельности. Сливки снимали другие, но и такие, как он, внакладе не оставались, энергично работая локтями и челюстями. При этом хорошим тоном считалось не просто жевать, а поддерживать светскую беседу, рассуждая о священных принципах частной (чав-чав) собственности, о либерализации (чав-чав) и интеграции (чав-чав).