Я знаю, что не облегчал эту сторону моей жизни ни для ЭйДжея, ни для родителей. На самом деле, я был еще той занозой в заднице. Они все пытались собрать кусочки меня и сложить их обратно вместе таким образом, как они думали, я теперь должен был жить, но Шарлотта права, никто и ничто не сможет помочь человеку, потерявшему половину своего сердца.

— Это ужасно, — все, что я могу ответить.

Ее взгляд смещается с меня на пустое место рядом со мной, на фоторамку, которую я поставил на столе. Элли. Улыбаясь, Шарлотта проводит пальцем вниз по рамке.

— Она прекрасна. Олив выглядит точно так же, как она, — Шарлотта убирает руку от рамки и с сочувствием прикасается к моей руке. От ощущения ее прикосновения все у меня внутри застывает. Тяжелое дыхание застревает в горле, и я опускаю глаза на наши руки. — Она ушла недавно?

Я киваю головой, чувствуя некоторую злость внутри себя. Почему она заставляет меня отвечать на все эти вопросы? Большинство людей, которых я не знаю, будут на цыпочках обходить эту тему. Обычно они просто бросают сочувствующий взгляд, но не Шарлотта. Она умудряется приоткрыть эту запертую дверь, которую я изо всех сил старался держать закрытой.

— Она умерла пять лет, восемь месяцев и двадцать семь дней назад, рожая Олив.

Мне было интересно, когда Шарлотта сломается, и предполагаю, что этот момент наступил. Она по-прежнему глядит на меня широко раскрытыми глазами, но теперь они наполняются слезами. Я не хочу, чтобы кто-то плакал из-за меня или передо мной. Я не хочу, чтобы кто-то говорил со мной, смотрел на меня или был рядом со мной. Я хочу чувствовать, что тоже умер, потому что мне так намного проще жить. Я не могу этого вынести, поэтому отдергиваю свою руку подальше от нее и встаю. Обдумывая вариант спасения из этой ситуации, я напоминаю себе, что не могу сбежать из своего дома. Поэтому просто убираю со стола сливки и сахар прочь, делая все возможное, чтобы как-нибудь намекнуть, что наше кофепитие подошло к концу, иначе я могу испортить все.

Время остановилось, только тишина и до сих пор слезы в ее глазах, поэтому я выхожу из комнаты. Я оставляю ее там плачущей, потому что… потому что я не знаю, как перестать вести себя как мудак по отношению к любому, кто посмеет ступить в мою жизнь.

Я нарезаю круги по гостиной, пытаясь выровнять дыхание, ожидая пока мое сердце откажется от матча по боксу с моими ребрами. Но оно никогда не уступает. Сердце всегда побеждает над всем остальным. Что бы я ни хотел почувствовать — именно за ним всегда последнее слово.

Я падаю на диван, выпуская весь воздух из легких. Боль снова обострилась и ощущается так же, как это было пять лет назад. Это как осколок в ране. Если рана закрывается вокруг того, что вызывает боль, то боль навсегда останется. Я почти свыкся с этим.

— Я даже не знаю твоего имени, — говорит Шарлотта, выходя из кухни и потирая запястья.

— Хантер, — бормочу я тихо.

— Я прошу прощения за то, что была такой навязчивой и не в меру любопытной, но ты выглядишь так, будто тебе нужен друг. Мы соседи, поэтому я подумала... — я мог бы быть отличным лотом для благотворительности или жалости, чтобы заставить ее почувствовать себя лучше.

— Спасибо, — говорю я грубовато. — Я, как правило, веду нормальный образ жизни. Просто бывают дни, как сегодня, — когда что-то впервые происходит в жизни Олив. И тогда многое приходит в голову, гораздо проще перенести все это, когда у тебя уже был похожий опыт в жизни. Я обычно не веду себя так.

— Я ходила на терапию с моей подругой после того, как ее муж умер, это был единственный способ, чтобы заставить ее двигаться дальше. Врач всегда говорил ей, что боль никогда не уйдет, но, в конце концов, после черной полосы наступает белая. Он также сказал ей, что трудные дни в жизни будут всегда, они будут тяжелыми, независимо от того, сколько времени пройдет. Скорбь, как шрам, — ты можешь прикрыть его, как захочешь, но он всегда будет там.

Она говорит то, о чем я всегда думал. Каждый говорил, что со временем боль уменьшится, в конечном итоге мне станет легче, я буду двигаться дальше и забуду о ней. Но на самом деле, боль напоминает о себе, и я не хочу ее забыть, так что я просто терплю боль и ношу ее, как тяжелый мешок на спине. Иногда я ношу его с гордостью, а иногда позволяю ему накрыть меня, например, как сейчас.

Шарлотта громко выдыхает и оглядывает комнату, сосредоточив внимание на том беспорядке, в котором валяются мои подушки от дивана.

— Кем ты работаешь, Хантер? — спрашивает она нерешительно, садясь в кресло напротив меня.

И я открылся. Пришло время. Неужели она только что стала моим терапевтом? Потому что, да, я готов к этому.

— Я плотник. Мы с братом руководим компанией.

Как, черт возьми, мне заставить эту женщину уйти? Мне было нужно время, чтобы подготовить Олив к школе, прежде чем я с головой окунусь в работу, а вместо этого у меня есть Шарлотта, которая вытягивает каждую деталь моей жизни. Больше, чем я хочу поделиться за один день.