— Да уж пришлось покумекать.

Всё, что предлагал Борис Василькович, давно уже созрело в голове Дмитрия. (Боярин Корзун, посланник княгини Марии, внес немалую лепту), но он не стал выдавать себя, чтобы еще больше расположить к себе ростовского князя. В будущих планах Дмитрия, Борис Василькович должен занять значительное место.

— В Литве, как мне стало известно, большие силы собрал Воишелк. Тебе знакомо это имя, князь Дмитрий?

— Весьма. Очень коварный и жестокий человек. Он то надевает рыцарские доспехи и проливает реки крови, то уходит в монастырь, облачается в рясу монаха и занимается богоугодными делами. Ныне он вновь взял в руки меч. Прозвище Воишелка — «волк в овечьей шкуре». Ему ни в чем нельзя доверять, как и его покойному отцу, королю Литвы Миндовгу. После смерти отца, Воишелк, находясь в обители, кою он сам воздвиг на реке Немане, на кресте поклялся, что продолжит жизнь свою в тихой келье и что никогда, как добрый христианин, не будет мстить врагам Миндовга, тем более своему брату Довмонту, кой не раз громил войска короля. Но волк — есть волк. Он сбросил с себя рясу доброго христианина, вышел из монастыря и с небывалой жестокостью стал убивать врагов отца. Расправившись с ними, он провозгласил себя королем Литвы и ныне, как доносят мне гонцы из Новгорода и Пскова, намерен взять эти города.

— Но в Пскове сидит его родной брат Довмонт.

— Увы, князь Борис Василькович. Мы живем в ужасном мире, когда брат идет войной на брата, дядя на племянника, сын на отца. И примеров тому несть числа.

— Да уж ведаю, князь Дмитрий. Нагляделся за свою жизнь на междоусобицы… Но слышал я, что королем Воишелком даже в самой Литве многие недовольны.

— Воистину, Борис Василькович. Народ Литвы долгие годы жил в добром согласии с Русью. Больше того, еще два века назад Литва помышляла встать под защиту Руси. Русские же князья благоприятный момент упустили, но и ныне есть возможность не только отвратить отряды Воишелка от русских земель, но и воссоединиться с Литвой.

— Что-о-о? — протянул Борис Василькович. Слова переяславского князя были для него полной неожиданностью. — Возможно ли сие, князь Дмитрий?

— Литовское княжество не такое уж великое государство. Его народ оказался между двух огней и уже устал воевать то с русскими дружинами, то с ливонскими крестоносцами. Это понял еще знаменитый князь Даниил Галицкий. Именно он задумал объединить Русь с Литвою. Никогда отец не женит своего сына на дочери врага и на-оборот. А Даниил сумел расположить себя к литовским правителям. Сам он женился на сестре литовского князя Тевтивила, кой доводился племянником Миндовга, а затем Даниил Романович женил своего сына Шварна на любимой дочери Воишелка и установил с ним такие дружеские связи, что Воишелк согласился быть посредником мира между Литвой и Русью. И мир был установлен. Король Миндовг передал старшему брату Даниила, Роману, три литовских города: Новогрудек, Слоним и Волковыйск. Таким образом, южным Мономаховичам удалось вновь утвердиться в волостях, занятых, было, Литвой.

— Так-так, — удовлетворенно кивнул Борис Василькович. — Ты не худо ведаешь о делах Даниила Галицкого.

— От отца, — признался Дмитрий. — Вот здесь, на Ярилиной горе, в своем любимом тереме, Александр Ярославич часами рассказывал мне о Миндовге, Данииле Романовиче и Ливонском Ордене. Семь лет назад он поведал мне о своем замысле — заключить военный и торговый союз Руси с Литвой для совместной борьбы с немецкими крестоносцами. Это был грандиозный план.

— Любопытно, — с большим интересом глянул на Дмитрия ростовский князь. — А матушка моя сие ведала?

— Ведала. Александр Ярославич обговаривал сей план с княгиней еще в 1253 году.

— Я хорошо помню приезд великого князя в Ростов. Это было второго мая, когда матушка и отец твой присутствовали при освящении владыкой Кириллом дворцового храма Бориса и Глеба. Но матушка почему-то мне ничего не поведала.

— Ты уж прости ее, князь Борис Василькович. Твоя мудрая матушка иногда оберегала тебя от излишних забот.

— Ну и напрасно, — слегка обиделся Борис Василькович. — Она любит хранить всякие тайны… И что же дальше, князь Дмитрий?

— Отцу моему удалось-таки заключить союз с Миндовгом против крестоносцев. Поход, как ты ведаешь состоялся в 1262 году. В нашем войске была и литовские дружины под началом Довмонта и Товтивила. Мы взяли Юрьев и возвратились в Новгород. В том же году, немцы, устрашившись русского оружия, оправили посольство к великому князю и заключили с ним договор о мире и торговле. План моего отца удался.

— Но ныне, князь Дмитрий, всё изменилось. Войска Воишелка опять рыскают по нашим землям. Пойдет ли король, как ты сказывал, на новый мирный союз с Русью? И какими будут твои действия?

— Признаюсь, князь Борис Василькович, у меня нет твердой уверенности, что союз с Литвой состоится, но попытку к этому я уже предпринимаю. Во-первых, использую родственные связи между русскими и литовскими князьями, а во-вторых, убеждаю короля Воишелка, что Ливонский Орден никогда не оставит своих намерений раздавить Литву. Только союз с Русью, как это прежде случалось, спасет литвинов от порабощения рыцарей. Я уже послал в Литву своих доверенных людей, но не худо бы отправить гонцов и из Ростова Великого. Возможно ли сие, князь Борис Василькович?

Князь отозвался не вдруг: собирать дружины на Литву и в тоже время добиваться мира с Воишелком? Ныне «волк в овечьей шкуре» вряд ли пойдет на соглашение с Русью. Но и доводы князя Дмитрия убедительны. Сумел же Александр Невский добиться мира с Миндовгом. А вдруг и сына его постигнет удача.

— Сие возможно, но допрежь я потолкую с княгиней Марией, коль она зачинала это дело с твоим отцом. Найдется и добрый посол.

— Боярин Корзун?

— Именно он, князь Дмитрий.

— Лучшего посла не сыскать.