Шрифт:
Глава двадцатая
ЧЕЛОВЕК-ТЕНЬ
Айкиз пришла на полевой стан к Погодину, когда трактористы, которым предстояло работать во второй половине дня, принимали смену от намаявшихся за утро товарищей. Тракторы, оставленные в степи, выглядели без людей непривычно сиротливыми, заброшенными, словно бы лишними среди этих просторов… Землй, ждущая плуга, и тракторы, стоящие в неподвижном бездействии, - в этом было что-то противоречивое, неестественное.
Вернувшиеся с работы трактористы, шумно фыркая, умывались в арыке, подставив жгучему полуденному солнцу мускулистые, с бронзовым отливом спины. Иные, успев переодеться, уже спешили в столовую. Прежде это был длинный навес, защищенный от пыли простой марлей, но после бури столовую огородили легкими фанерными стенами.
Айкиз подробно расспросила Погодина о ходе работ, поговорила с трактористами, не обошла вниманием и худенького, задорного героя-экскаватор- щика, полюбившегося ей с первого знакомства. Паренек торопился к своему экскаватору. Его лицо, совсем юное, с едва пробивающимся светлым пушком, было озабочено,.пышная, круглая, как перекати-поле, копна белесых волос золотилась на солнце. «Одуванчик!» - опять ласково подумала Айкиз. Она поинтересовалась, как идут дела у экскаваторщика. Паренек, больше всего на свете боявшийся, как бы его не посчитали слишком молодым, напустил на себя важность и солидно пообещал:
– Скоро, товарищ председатель, свой участок канала я сдам. Теперь дело за вами: подавайте воду.
– А как у тебя с качеством работы?
– спросил Погодин.
– Ого!
– Паренек не выдержал серьезного тона, глаза его загорелись, в голосе прорвалась мальчишеская гордость.
– У меня лучший экскаватор и самый красивый участок! Мой «костромич» прорыл его ровненько, как по линейке. Дно - как паркетный пол, стены глаже стекла! Посмотрите сами, товарищ Умурзакова.
– Я видела, - успокоила его Айкиз и с улыбкой добавила: - Молодчина твой «костромич»! Передай ему большое спасибо.
Беседа с Погодиным и трактористами принесла Айкиз радостное удовлетворение. Буря не устрашила эмтээсовцев: они перепахали занесенные песком участки и упорно продолжали надвигаться на Кзыл-Кум, отвоевывая у степи новые плацдармы для нового наступления.
У Айкиз с утра крошки не было во рту. Погодин, видно, понял это и позвал ее в столовую. Они помыли руки в арычной воде и вскоре уже сидели под навесом за одним из вкопанных в землю столов. В столовой стоял прохладный сумрак, даже не верилось, что снаружи, за фанерными щитами, жарко пышет достигшее зенита июньское солнце.
Напротив Айкиз оказался старый ее знакомый Суванкул. Он, отработав свою смену, теперь с тем же богатырским энтузиазмом, с каким пахал землю, опустошал вторую чашку шурпы. Айкиз, покончив со своей порцией, подняла голову и сказала Суванкулу:
– Я вчера видела Бекбуту, он просил передать тебе пламенный привет. Мы, говорит, не виделись уже неделю. Это первый в истории случай…
Суванкул сокрушенно помотал головой:
– Ай-ай, мы и вправду давно не виделись. Как он там, без меня? Мы с ним каждую изюминку делили надвое.
– Он спрашивал, как ты без него обходишься. Друг мой, говорит, неповоротлив, как Кок-Тау. Пока он натягивает сапоги, проходят весна, и лето, и осень.
– Айкиз невольно улыбнулась и продолжала: - На целине у него, говорит, дело едва ли ладится. Передай ему, что я готов взять на себя его долю работы и управлюсь с ней попроворней. Вот как он сказал.
– Ай, какой замечательный человек!
– Су- ванкул даже языком зацокал, словно не веря, что у него такой заботливый друг.
– О себе может забыть, а обо мне печется, как о родном! Слушай, Айкиз, правду ли говорят, будто во время бури Бекбуту унесло ветром километров за тысячу? Ай-ай! Ведь кушает он столько, что слону впору, да недаром, видно, молвится: как бы ни жирел воробей, пудового веса не нагуляет.
– Вот дьяволы!
– с восхищением воскликнул Погодин.
– Ведь дышать друг без друга не могут, а встретятся - сцепятся, словно петухи. Ты, Суванкул, даже на расстоянии без промаха разишь Бекбуту.
– Куда ему со мной тягаться!
– пренебрежительно произнес Суванкул.
– Мозги у него жиром заплыли. Ты ему скажи, Айкиз, пусть не налегает так на еду.
Молвив это, Суванкул, кряхтя, вылез из-за стола и отправился за добавкой.
Айкиз, засмеявшись, взглянула на Погодина:
– Это ты, Иван Ббрисович, сманил к себе Суванкула, разлучил верных друзей.
– Разлука закаляет дружбу, Айкиз! И не будем считаться, кто кого куда сманил. Одно дело делаем. Не проявляй местнических настроений!
После того как состоялась его помолвка с Лолой, Погодин стал мягче, добродушней. Он по- прежнему непримиримо относился к промахам своих работников, но теперь, если случалось бранить кого-нибудь, смотрел на провинившегося с жалостливой укоризной, словно досадуя, что кто- то нарушил его душевное равновесие, заставил повысить голос, стать непохожим на того Погодина, какого любила Лола: доброго, застенчивого, упоенного своим счастьем.