И вот леди Дэйта была здесь, в чужом обличье, почти супруга, как никогда близка к нему. Пусть Изегер и не простит обман, она прощать умеет за двоих. Сила рода, величие семьи и сын, которого она ему подарит, - лишь это будущее важно.

Дэйта подняла голову, вздохнула глубоко и встретила с настороженной улыбкой появление Изегера. Как кстати ей приходилось играть смущенную невесту, что опасалась неизвестности, когда сама она страшилась так же сильно, но разоблачения.

– Миледи, позвольте позвать вас на прогулку.

Дэйта не приняла протянутой руки, но всё же поднялась с сидения и кивнула. Она должна быть осторожной, но желанной, немного недоступной, но не слишком. Мужчинам нравилась охота, а не бег по кругу.

В золотом полуденном мареве Агрида скрывались сотни красок. Они появлялись вместе с осенью, словно возвращая кровь, которой окропляли маги поля битвы, напоминали о тёплых кострах и согревающих руках, ласково обнимали деревья, цветы и травы, готовя мир магии к суровой зиме. Каждый год осень приносила в Агрид зиму, а прежде раскрашивала сады в багрянец. Голову кружило от терпкого запаха осенних цветов, Дэйта смущенно смеялась над шутками Изегера и с благодарностью принимала сладкие фрукты, которые были сорваны специально для неё. А после куталась в уютный тёплый плед, пила молодое игристое вино из тёмных каменных погребов. И с трепетом ждала мгновенья поцелуя, в последнюю секунду, чуть отклоняясь, ловила губы лишь щекой. Огонь в его глазах не потухал, а Дэйта за смущением прятала иное.

Ведь дело не в девичьей ложной скромности и не в попытке просто соблазнить, пресыщенный вниманием за столько лет Изегер знал большинство уловок. Забыв лишь об одной: он добивался благосклонности невесты так явно, что вынужден был слушать, даже слышать. Он привыкал к её словам, к улыбкам и к прикосновению рук. Неважно, чьё лицо она носила, но привыкал Изегер всё же к Дэйте. Её совета он искал, над её шутками смеялся, с ней осенью бродил по паркам и лесам. С Дэйтой Изегер прощался перед боем, она шептала пожелания удачи и заклинания оберега в спину, когда Изегер не слышал.

По возвращении Дэйта встречала его в воротах, со счастливым смехом бросилась к нему на шею и целовала губы крепко. Её глаза сияли словно изумруды, наполненные зеленью весны, которую так ждут зимой. Подобно солнцу славного Агрида багрянец отражался в волосах.

Ты словно из моей мечты, - прошептал Изегер ей и прижал ближе к сердцу. Так и было, Дэйта вновь была такой, какой он хотел её видеть. Так будет всегда. Желанная с чужим лицом, она смирится рано или поздно.

Во тьме ночи, при мягком ласковом мерцании трепещущих свечей Дэйта вновь была собой. Ночь дарила щедро красоту, скрывая под своим покровом, и сейчас Дэйта была прекрасна, её глаза горели живым огнём, напоминая ночное небо с мириадами сияющих звёзд. Губы соблазняли жарким шепотом обещаний. Едва ли на свете в любом из миров был мужчина, способный устоять перед этим древним как мир зовом. И даже великий маг, способный разделять миры, был всего лишь влюбленным мужчиной в ту ночь, опьяненным возможностью обладать тем, что так давно его манило.

С рассветом зелень глаз вернулась, как и огонь волос. Великий маг Ханнор назвал женой прекраснейшую из увиденных им женщин, но Дэйта знала, что в ночи слова любви он шептал именно ей, а не той, чьё лицо она носила.

С холодным ветром с гор пришла зима, окутав мир Аргира тишиной. Белоснежное безмолвие, сияющее, величественное и пугающее. Скрипучий снег, замерзшие ладони, прогулки всё короче, длиннее ночи у камина, игра в снежки и долгие беседы обо всём на свете. И лишь единственный из страхов не давал Дэйте стать счастливой. Изегер не простит её обман. Столько раз Дэйта заводила разговор, чтобы открыться, и столько же молчала, так и не сказав о главном. Её слова, её советы, её молитвы и в её зеркале лицо чужое, желанное супругу, но не ей. Своё она носила лишь ночами и в дни, когда Изегер уходил на бой с врагами, тогда всю силу заклинаний она вплетала в защитный оберег.

На этот раз её супруг не возвращался слишком долго, глаза змеи мерцали в обереге, не позволяя мнительности разум затуманить. Изегер жив... Жив и скоро к ней вернётся, а если нет, то Дэйта его найдёт в любом из всех миров. Пусть даже разрывать пространство не умела, но строн хозяйке подчинится.

Она не отходила от окна четыре дня и ночи. Когда с рассветом пятого у замка появился конь, и Изегер упал с него подле ворот, Дэйта мчалась к мужу быстрее ветра, забыв об осторожности, сияющих глазах змеи и медленной походке. Она не собиралась плакать истерично, рвать волосы и заливать слезами всё вокруг. Изегер не хотел бы её слёз, он предпочел бы силу, но Дэйта была лишь слабой женщиной. И потому она баюкала его в своих объятьях и обещала, что не будет плакать, стирая слёзы на своих щеках. Винила, что он глупый, слишком благородный, с красивыми глазами, жестокой улыбкой и забрал её сердце с собой.

Ты собираешься убить меня, жена?
– скрипучий голос, чуть ехидный и взгляд его, который сердцу был всего дороже. Живой... Дэйта прижала ладонь Изегера к своим губам и рассмеялась счастливо. Минутой позже осознав, что муж её рассматривал уж слишком долго. Строн давил сильнее шею, а Изегер, нахмурившись, молчал.

Не видел он ни яркой весенней зелени в глазах и лунный свет не был вплетен в густую косу, сейчас пред Изегером была ничем не примечательная женщина, с его строном на шее и голосом жены. Он рассмеялся горько и стёр слезу с лица Дэйты:

– Ну, здравствуй, жена. Долго же пришлось мне ждать, чтобы тебя увидеть настоящей.

– Я... - голос Дэйты дрогнул, но она замолчала, повинуясь жесту мужа, и спрятала лицо в ладонях.

Ранение оказалось пустяковым, но муж отказался принимать Дэйту. Не было ни ласкового смеха, ни тихих разговоров обо всём, ни страстных ночей без сна до рассвета. Словно незваная гостья жила она в родном доме. Бродила в комнатах пустых, повсюду избегаемая мужем. На просьбы о прощении он ей не отвечал. Лишь змейка с амулета всё ярче подмигивала Дэйте с любого отражения в зеркале.